<<<Начало рассказа о Костроме

История монастыря

Ипатьевский монастырь крайне популярен у туристов. Собственно, многие, кроме этого монастыря, ничего в Костроме и не осматривают. Для людей важно, что он красив, для экскурсоводов – что они могут рассказать об этом «символе избавления России от Смуты», об избрании на царство Михаила Романова, и о других патриотических вещах.

Когда заложен монастырь – неясно. В летописях он впервые упоминается только в 1432 году, но уже как давно существующий. В 17-м веке в монастыре записали легенду, по которой обитель воздвиг некто Чет, золотоордынский мурза, перешедший на службу великому московскому князю в конце 13-го века. Когда он плыл по Волге к своему новому патрону, то тяжело заболел, говорит легенда, и остановился передохнуть. Во сне ему явилась Богоматерь, и пообещала исцелить, если он поставит прямо здесь обитель в память Филиппа и Ипатия. Крестившись в Москве, Чет принял имя Захария, испросил разрешения великого князя и церковного иерарха на постройку монастыря, и его построил. Именно этот Чет якобы стал основателем таких костромских родов, как Зерновы, Сабуровы и Годуновы.

Современные историки считают легенду только легендой. Они обращают внимание, что в разных ее вариантах варьируется имя святителя, который разрешил построить монастырь, соответственно меняется и дата – от абстрактного «конец 13-го века» до 1328-1330 годов. Да и сам Чет – то ли в Руси крестился, то ли еще в Орде усилиями митрополита Петра. Есть и другие противоречия. Главное – а какой резон был мурзе переходить на службу к русским в пору всесилия Орды, то есть в конце 13-го века? Массовый исход на службу к москвичам фиксируется лишь в правление Ивана Калиты (1325-1340). Понимая это, авторы некоторых версий легенды и приводят Чета прямо в объятия Калиты. Но сын Захарии, Александр Зерно, был убит в 1304 году во время мятежа вечников, а значит, его отец, будь он ордынцем, пришел в Россию едва ли не в середине 13-го века, что, как уже говорилось, фантастично. Отсюда – две возможности. Либо Ипатьевский монастырь основал Захария в 13-м веке, но он был не ордынцем, либо – кто-то другой, а когда, неизвестно. Историки сошлись на мнении, что «ордынские» корни монастыря придуманы в 16-17 веках, когда в московской среде стало модно заигрывать с ордынским прошлым. Скорее всего, Захария был коренным костромским феодалом.

Правда, у Сабуровых ордынские корни все-таки есть: слово «сабур» значит «долготерпивый», «выносливый». А вот насчет Годуновых – большие сомнения, ведь Годун – болгарское имя, а в костромских говорах к тому же значит «воспитанник, приемыш». В то же время имя «Чет» филологи не могут вывести ни из одного языка, в том числе из тюркских. Добавим, что в одном из вариантов родословной Годуновых Чет назван вовсе не Четом, а Семеном Чертом, который пришел из Орды к князю Ивану Даниловичу. То, что Семен Черт – славянин, понятно, а что он в Орде делал? Вероятно, жил в русском квартале одного из ордынских городов, например, Сарая или Бельджамена, куда, привлеченные низкими налогами, уехали в свое время или его предки, или он сам. При записи слова «Черт» буква «р» могла быть вынесена над строкой, и пропасть при переписке, а поздний летописец, застав некоего Чета, стал ломать голову, кто это мог быть, и придумал версию, с которой мучаются современные историки. Итак, Годуновы и Сабуровы вряд ли имели отношение к роду Захарии. И Семен Черт, может быть, тоже не связан с ним. Лишь в 14-16 веках, когда представители потомков Захарии, с одной стороны, и Сабуровых и Годуновых, с другой, вошли в родство, ордынское прошлое было приписано всем трем, а Захарию к тому же связали с Семеном Чертом, перекрещенным в Чета.

С Захарией разобрались, ну а что монастырь? Есть две версии. По первой, монастырь с самого начала задумывался как крепость, которую построил князь Василий Квашня ради защиты города. Монастырь лежит на старой дороге в Ярославль, и на выгодном для крепости месте – на стрелке между Волгой и рекой Костромой. По другой, монастырь поставили именно как монастырь, и сделал это в 13-м столетии Захария, исконный костромской феодал. Авторы лучшего на сегодня путеводителя по монастырю считают, что Захария начал с церкви Живоначальной Троицы с приделами Филиппа и Ипатия, и что ранний монастырь был крошечным – там служил один монах, который работал исключительно на интересы основателя монастыря. Место это уже тогда было оживленным и населенным - перевоз через Волгу. В пользу второй версии говорит то, что в монастыре похоронен и сам Захария, и его сын, то есть перед нами – типичная «карманная» обитель для спасения собственной души.

Есть легенда, что московские князья узнали про монастырь уже в конце 14 - начале 15 века. Действительно, коли Дмитрий Донской и его сын Василий прятались в Костроме, они теоретически могли заходить в обитель, и воспринимать скорый уход татар из Москвы как результат особо эффективных молитв братии. До 16 века в монастырском храме в память о пребывании обоих князей сохраняли особое княжеское место. Поздний вариант (16 век) царского места, выполненный по образцу трона Ивана Грозного в Московском кремле в московских мастерских, был подарен храму царем Михаилом в 1619 году; ныне он хранится в Москве, в музее «Коломенское». Не исключено также, что монахи помогали этим князьям переправиться через Волгу по дороге в Кострому, за что князья даровали им право брать пошлину за перевоз (правда, первое такое пожалование фиксируется позже – см. ниже).

Первое упоминание монастыря в 1432 году связано с междуусобиями. Галицко-звенигородские князья Василий Косой и Дмитрий Шемяка подняли борьбу за великое княжение с московским великим князем Василием. Василий Косой, потерпев поражение на реке Которосль, укрепился в Костроме и стал готовиться к реваншу. Василий же Московский подошел к Ипатьевскому мысу. В итоге стороны заключили мир в Ипатьевском монастыре. Уже в 1442 году монастырь получает от великого князя право брать деньги за перевоз через реку Кострому. Вероятно, это была плата за какие-то посреднические услуги, оказанные монахами при заключении мира. Упоминавшиеся выше боярские фамилии, уловив политическую конъюнктуру, также стали жертвовать обители свои вклады «на помин». Так началось возвышение монастыря, схема которого, впрочем, обычна для России (стать известным монарху – получить привилегии – принимать вклады от феодалов, которые, таким образом, также приобщаются к монарху). Среди донаторов были такие могущественные, как Федор Сабур, брат Соломонии, жены великого князя Василия III (1528 год). Федор дал монастырю земли: это были не первые, но и не последние земельные пожалования обители, ставшей к 17-му веку крупным землевладельцем.

Годуновы стали жертвовать монастырю в 1570-е годы. С ростом влияния Годуновых при дворе росли и вклады. Только с 1586 по 1591 год монастырь получил от Годуновых 1 тысячу рублей и несколько сел с землями. В результате пожертвований одних лишь Годуновых, земельный фонд монастыря вырос вчетверо, и к 1600 году обитель владела более чем 400 селами, став четвертым среди всех российских монастырей-землевладельцев. В 1598 году игумен монастыря становится архимандритом, в 1603 году обитель стали называть «лаврой» (правда, само понятие «лавра» изрядно девальвировалось, все понимали, что «настоящих» Лавр две – в Троице-Сергиевом посаде и в Киеве). В монастыре разворачивается каменное строительство: с середины 16-го столетия до 1605 года обитель перестроили полностью. Яма для производства кирпичей дало начало расположенному неподалеку, и существующему поныне, кирпичному заводу.

Особое значение монастырь приобретает в Смутное время – сначала Борис Годунов становится царем московским, затем Тушинский вор при потворстве монахов затворяется здесь, и таинственным образом отражает все штурмы (подробнее об этом - в рассказе об общей истории Костромы), наконец, в монастыре находят Михаила Романова и уговаривают на царство, и день 14 марта, когда Михаил «ломался» перед делегацией, церковь превратила в праздничный, приурочив его к чествованию Федоровской иконы. Корни Романовых в Костроме таковы. Предки Михаила по матери, Шестовы, издавна сидели на костромской земле, а в кремле у них был «осадный» двор. В 1590 году костромичка Ксения Шестова стала женой москвича Федора Романова. Да и у самих москвичей Романовых были земли под Унжей, от чего и берет истоки их пиетет перед святителем 15-го века Макарием Унженским. Но как забыть Ипатьевский монастырь, точку старта новой династии? 17-е столетие – время максимального подъема монастыря, хотя, впрочем, в тот век не бедствовали и другие обители России.

Но в самом начале 18-го столетия Ипатьевский монастырь в результате петровской секуляризации лишился половины своих доходов, и ему еще повезло перед другими монастырями. Ипатьевскому, скажем, разрешили оставить Богословскую слободу, хотя обителям вообще запретили владеть слободами. В 1709 году половодье нанесло зданиям монастыря сильный урон. А в 1744 году монастырь неожиданно упразднили: в Костроме появилась епископская кафедра, и епископ разместился вместе со своим аппаратом в монастыре, монахов же выгнали. Чиновники в рясах работали в стенах монастыря, а жили в Богословской слободе. В 1764 году Екатерина окончательно отобрала у священников все доходы, а чиновников из бывшего Ипатьевского монастыря посадила на жалование. И, хотя оно было немаленьким, на жизнь не хватало, особенно служителям Троицкого собора, в котором из-за его удаленности не было прихожан, и служки занимались черными работами для прокорма, или же брали себе учеников.

На помощь Романовых рассчитывать не приходилось, поскольку династия, по смерти Петра, сама находилась в кризисе, и, увлекшись европейскими ценностями в русском исполнении, забросила свой монастырь. Но вдруг Екатерина, сама по себе не имевшая никакого отношения к старым Романовым, и к тому же уничтожившая море обителей по всей стране, в 1767 году приезжает в Ипатьев, и устанавливает традицию (принятую, впрочем, не сразу), по которой каждый монарх должен был хотя бы раз в жизни съездить на место рождения династии. Кстати, как-то не акцентируется, что Екатерина, несмотря на покровительство Романовых, была после Михаила Романова вторым самодержцем, побывавшим в Ипатьеве. В 1835 году обитель возрождается в своем прямом качестве, хотя и иерархи костромские в ней остаются – последнего выгнала только революция. Дальнейшее не очень интересно – помпезное строительство, визиты монарших особ, ура-патриотизм и шапкозакидательство. Лучше поговорим о постройках монастыря, не пропустив даже самые поздние и неинтересные.

Постройки

	Древнейший монастырь. До начала 16-го века все постройки монастыря были деревянными. Окруженный бревенчатой стеной, стояли Троицкий собор с невысокой колокольней, трапезная, монашеские кельи, да «черный», то есть хозяйственный, двор. В стене прорублены были трое или четверо ворот, в том числе парадные – Святые, которые находились на восточной стороне (не там, где нынешние – на северной).
План Ипатьевского монастыря. По книге В. Иванова. Чтобы прочитать легенды к цифрам, кликните здесь.

Когда в 16-м столетии в разбогатевшем монастыре развернулось каменное строительство, оно было зависимо и по форме, и по расположению зданий от облика деревянных предшественников. Так, южная Воскобойная надвратная башня Старого города Ипатьевского монастыря вполне напоминает деревянные крепостные сооружения более раннего времени. Но судить о деревянной предыстории монастыря в точности мы не можем, поскольку от тех лет не осталось ни единого изображения или описания.

СТЕНЫ. Деревянные стены, наверняка искони защищавшие монастырь, в 1586-1590 годах сменяются мощными каменными, выстроенными на деньги Годуновых. Крепость получилась простая, но крепкая. Башни фланкировали крепость с четырех сторон, они состояли из трех уровней боя, причем на верхнем уровне можно было ставить пушки. По сторонам находилось четверо ворот. В восточной стене их было двое: Святые и Водяные, причем над Святыми воротами поставлена была церковь. Южные ворота монастыря защищала Воскобойная башня. Западные ворота, ныне «голые», в свое время также прикрывала башня, остатки которой заметны еще и сегодня. У ворот располагались захабы, то есть внешние стены, позволявшие обстреливать неприятеля на подступах к воротам. С западной части к ограде примыкал подземный ход, раскрытый в 18-м веке, но сегодня, видимо, затерявшийся. Северо-восточная башня называется Пороховой (тут хранился запас пороха), юго-восточная – Водяной (через нее устроен проход за водой к реке Костроме, а может, и подземный ход). Юго-западная башня – Квасная, потому что рядом с ней стояла Квасная палата. Наконец – северо-западная башня звалась Кузнечной, опять же из-за соседства с кузницей. Башни и стены мало тронуты перестройкой. Правда, две башни Пороховая и Водяная, были в начале 19-го века превращены в некое подобие беседок. О строительстве стен и Святых ворот толкует белокаменная надпись, которую в 1798 году перенесли в стену северной галереи Троицкого собора. Всего длина стен составила 518 метров, их высота тогда была 6 метров, а толщина – 5, снаружи вырыли ров. Фундамент стен уходит вглубь на несколько метров, и состоит из скрепленных раствором валунов.

В 1621-1625 годах московская артель произвела реконструкцию стен, увеличив их высоту до 11 метров. На это дал команду сам царь Михаил после посещения обители в 1619 году – ему пожаловались, что стены сильно пострадали после военных событий 1609 года, когда монастырь стал штабом войск тушинского вора, а костромичи безуспешно его осаждали.

В 1642 году властям монастыря удалось прихватить участок земли с западной стороны крепости, увеличив площадь монастыря почти вдвое. Новую землю так и назвали – Новый город, тогда как коренная территория монастыря теперь называется Старый город. Царь Михаил дает деньги, чтобы обнести новую территорию каменными стенами (завершены в 1645). Стройку проводила костромская артель. Теперь общая длина крепости – 826 метров. Архитектурно башни и стены Нового города отличаются от таковых Старого: они, хотя и более декоративны, но еще более совершенны с фортификационной точки зрения. Тогда же бойницы стен обеих «городов» получили завершение в виде «ласточкиных хвостов». Вершиной дизайна стала Западная, или Зеленая башня Нового города, шатер которой был покрыт поливной зеленой черепицей. Башня, помимо утилитарного значения, считалась также памятником «исшествия» царя Михаила из обители на московский трон в 1613 году. До 1659 года каменных зданий в Новом городе не было, зато его территория была густо застроена деревянными домами, в том числе, вероятно, строениями Житного двора, где хранилось съестное. До 1721 года, когда в стене прорубили Северные ворота Нового города, единственным входом в него снаружи была Зеленая башня. В 1912 году Зеленую башню превратили в храм: сюда из Троицкого собора переносят придел Смоленско-Шуйской Богоматери.

В 1776 году, перед приездом Екатерины, в стене Старого города прорубаются новые ворота, Екатерининские, или Северные. Они выполнены в духе галантного времени, в стиле барокко, и становятся отныне главным входом в монастырь взамен старых Святых ворот, олицетворяя потерю сакральности и торжество светскости.

Совершим обход монастырских стен по периметру. Начнем с Екатерининских ворот, к площади возле которых привозят туристов, и возле которых с утра до ночи царит торг - матрешки, вышивка, все, чем богаты, и что самим негоже - бери, дурак-иностранец. Снаружи они предстают вполне импозантным барочным сооружением (рисунок 1), зато, попадая в них, вы оказываетесь прямо-таки в средневековом каменном мешке, или кородире (рисунок 2). Причина - между стеной, в которую вмонтированы ворота, и входом на собственно монастырскую территорию, находятся притертые к стене (но не вплотную) корпуса: справа Братский, слева Архиерейский. И вам надо как бы измерить своими шагами толщину этих зданий, прежде чем попасть в монастырь. Войдя на площадь, оглянитесь назад - изнутри ворота оформлены далеко не так красиво (рисунок 3).

Но выйдем снова за пределы монастыря, и пойдем по часовой стрелке, если смотреть на монастырь сверху (то есть налево, если стоять снаружи монастыря лицом к Святым воротам). Мы идем мимо прясла Старого города. Первая башня, которую мы встречаем на углу - Пороховая (рисунок 4). Заворачиваем за этой башней направо. Идем теперь вдоль реки. Здесь осматривать монастырь неудобно - слишком близко, а отойти подалее мешает обруб. Эта низкая каменная стена вызывает у туриста много эмоций: она мощная, идет рядом с основной. Турист видит в ней какую-то особенно хитрую фортификацию. Разочаруем – это «обруб», защита от наводнений. После наводнения 1709 года такой обруб впервые поставили с восточной стороны, то есть именно там, где мы идем сейчас, деревянный, в виде плотины. В 1837 году его продлили на южную сторону, и перестроили в камне. Где-то в 1800-1811 годах между крепостной стеной и обрубом устраивается Архиерейский сад. Места там немного, но зато уютное. Ныне от него ничего не осталось. Деревья – не камни, за ними ухаживать надо. Собственно, мы идем с вами по саду. Заметно? По-моему, не очень.

Зато очень хорошо наблюдается башня-храм Архиерейского корпуса, место древнейших Святых ворот монастыря (рисунок 5). Возле нее мы застали (лето 2004 года) обширные раскопки. Понятно, что вскрывают. Помните, мы говорили, что возле каждой башни монастыря, тем более возле центральных ворот, располагались хитрые выносные системы наподобие пандуса, по которому надо сегодня идти от Кутафьей башни Московского кремля к Дворцу Съездов? Вот такой "барбакан" отрыли археологи и тут (рисунки 6, 7). Чтобы разобраться, что такое эта башня-храм, придется рассказать вообще об истории Архиерейского корпуса, для чего придется сделать небольшое отступление.

Итак, Архиерейский корпус. Г-образное здание, с севера не примыкающее к стене, а с востока сливающееся с нею. Та часть здания, что с северной стороны, в свое время служила покоями настоятеля монастыря, и строилось в несколько приемов в 17-м столетии (рисунки 8, 9). Восточное крыло более старое, его основу составляют казначейские и экономские кельи 16-17 веков (рисунок 10). Эта часть здания всегда была объединена со стеной, как это видно на старинной гравюре (см. рисунок в начале этой статьи). В 18-м столетии здесь разместился костромской архиерей, для чего здание сильно перестроили. В 1760 году, в переходе (на стыке Г-образного здания), на третьем этаже устроен храм Богоматери Владимирской. А на втором этаже, прямо под нею – сделали баню, где мылись архиереи. Через пять лет баню пришлось закрыть, поскольку сырость портила церковь, да и вообще, как-то неблагостно было.

Как мы уже говорили, там, где сегодня возвышается церковь-башенка, искони стояли Святые ворота с храмом Ирины и Федора Стратилата – покровителей царя Федора и его супруги (1595-1597). В самом конце 17-го века вместо этого храма (? – точно ли так, выяснить не удалось) поставлены были небольшие надвратные церкви во имя Усекновения главы Иоанна Предтечи и апостолов Петра и Павла. В 1775 году их разобрали за ветхостью, и больше не восстанавливали. Уже в 1841 году по проекту небезызвестного архитектора Тона здесь поставили церковь Хрисанфа и Дарии. В день памяти этих святых Михаил Романов выехал из монастыря на царство в Москву, и тогда же император Александр I вошел в Париж. Храм тотчас рухнул (ну, неудачливый Тон творец, что тут сделаешь), и его перестроили по проекту костромского архитектора уже в 1863. И, что интересно, стоит - собственно, это и есть церковь-башенка. Благодаря тому, что творчество Тона не попало в каменную летопись монастыря, нынешнее здание храма, даром что позднее, выглядит вполне органично – она как бы разговаривает с Зеленой башней Нового города, стоящей напротив. Правда, фасад корпуса, выходящий внутрь, все же реконструировали в омерзительно-классицистическом духе (1820) при замене третьего, деревянного этажа на каменный, так что он стал напоминать заурядное здание времен Николая Палкина (хорошо, что часть слева от башни реставраторы восстановили в прежнем облике в 1960-е годы) . А вот фасад, выходящий наружу, почему-то не тронули, и на нем, как на страницах книги, читается история всех переделок Архиерейского корпуса.

Минуя все описанное, идем дальше, и за угловой Водяной башней (рисунок 11) заворачиваем направо, по ходу стены. Тут идти несколько приятней - тень, зелень. Через несколько десятков метров попадается Воскобойная башня, некогда проездная, а ныне заложенная (рисунки 12, 13). Еще лдин пролет прясла, и, хотя стена не кончается, кончается Старый город. Дальше начинается стена Нового города. Границей служит Квасная башня (рисунки 14, 15), от которой стена не только продолжается так, как мы идем, но и отходит перпендикулярно вглубь, отделяя две части монастыря друг от друга.

Стена Нового города делает один пролет (прясло), и утыкается в угловую Юго-западную башню (рисунок 16). Но внимание привлекает не она, хотя возле нее обруб становится совсем крупным и загадочным, как виадук какой-то, а стоящая поодаль Зеленая башня (рисунки 17, 18). На мой взгляд, это - одно из самых красивых сооружений в Костроме, и яркое свидетельство проникновения восточного духа по Волжскому пути в Россию (поскольку в самой идее покрыть шатер плиткой, как и в идее шатра как такового, как и в композиции башни в целом, трудно не узреть влияние современной иранской архитектуры). После Зеленой башни через одно прясло, упирающееся в Северо-Западную башню, еще один поворот, и мы видим финальное на нашем пути прясло Нового города, искаженное пристройкой изнутри здания Вотчинной конторы (рисунок 19). Ну, тут уж мало осталось. Бегло осмотрев Кузнечную башню (рисунок 20), с которой опять начинается территория Старого города, мы через минуту окажемся уже у Екатерининских ворот, с чего и начали путь. Если мы хотим посмотреть действительно всю фортификацию, то надо сделать над собой последнее усилие, зайти внутрь монастыря, найти Палаты бояр Романовых, и с левого крыла здания обозреть Западные ворота Старого города (рисунок 21). Выше мы, следуя путеводителю, писали, что тут еще можно увидеть следы башни, которая была над этими воротами, и которую разрушили после построения Нового города. Мы верим, что следы есть, но вы на фото их не видите, а мы не узрели особо в натуре. После этого можно смело приступать к осмотру сооружений внутри стен.

ТРОИЦКИЙ СОБОР. Троицкий соборный храм наверняка появился в дереве тогда же, когда и монастырь, то есть, вероятнее всего, в 13-м столетии. Однако, об этом сооружении ничего не известно. Мы не знаем также, когда деревянную церковь впервые перестроили в камне, но наверняка это случилось до 1560 года, когда храм впервые упоминается как каменный (дата строительства 1590, приводимая в некоторых книгах, скорее всего, ошибочна; лучше дата 1558, которая также встречается, хотя и она условна). Как выглядело то здание, мы не знаем. В 1595-1596 годах его расписали московские живописцы (костромская фресковая школа еще не сложилась). Тот факт, что между постройкой и росписью прошло много времени, и побудил, наверное, некоторых исследователей «омолодить» сооружение.

В 1649 году случилась трагедия – собор разрушился до основания, причем как именно это случилось, мы в точности не знаем. Скорее всего, он погиб от взрыва пороха («зельного вихря», как говорится в одном из документов). Но что делал порох под собором? Поскольку в сообщении в Москву о разрушении собора тут же содержится жалоба на то, что и собор-то был, положа руку на сердце, мал, исследователи предположили, что его взорвали намеренно. Но не исключено, что в подклете собора все-таки хранили порох, опасаясь лихих людей, а то и своих крестьян, но само по себе это не исключает версии поджога. Очевидно, что-то заподозрили и в Москве. Видя рвение монахов выстроить нечто грандиозное, дали строгий наказ – ставить храм не более ярославского Успенского собора. Все равно получилось больше прежнего. В 1652 году новый собор уже построили (рисунки 22, 23). Правда, детали старого собора, а именно подвал, могли частично сохраниться, и может, спускаясь сегодня в подклет Троицкого храма, мы видим камни середины 16-го века. Вариант 1652 года дошел до нас почти без изменений. Сбоку к собору тогда же была пристроена небольшая церковь Михаила Малеина.

Начатая было роспись собора в 1654 году прервана была эпидемией, работы возобновили лишь в 1684-м. Теперь расписывали местные, костромичи. Росписи представляют из себя цельное воплощение знаменитого костромского стиля, тем более, что фрески дошли до нас почти без изменений (местами роспись утрачена, и заменена поновлением в 1912 году, тогда же палехские мастера расписали северную и западную галереи, которые по какой-то причине в 17-м веке не расписали). Помимо прочего, на фресках можно видеть царей Михаила и его сына Алексея. Также интересна декоративная роспись, подражающая узорам на турецких тканях, которые были хорошо знакомы жителям торговой Костромы. Не в последнюю очередь живописность и цветастость костромского и ярославского стилей берут корни с Востока. В иконостасе интересна икона «Никола Великорецкий», написанная в Москве в 1550-х годов по заказу Ивана Грозного, и вложенная в монастырь в помин души убитого им в припадке гнева сына. Двери Троицкого собора взяты, несомненно, из разрушенного здания 1550-х годов. Они железные, находятся на северном, южном, и западном порталах, обиты медью и расписаны золотом. Из изображений интересны фигуры Платона и Аполлона, причем рядом с последним помещена надпись – «Аполлон не бог, но жрец, но есть Бог на небеси, и Ему снити на землю и воплотиться от Девы чистыя…» Тут же и изображение Сивиллы. Двери считаются изделием московских мастерских то ли 13-го века (вряд ли), то ли 16-го (что вернее), которые находились под сильным влиянием Византии.

Турист заходит в собор через красивое "чисто русское" крыльцо (рисунок 24) и видит перед собой не менее сказочный портал с росписью и умеренным количеством резьбы (рисунок 25); через этот портал он попадает внутрь, но не в храм, а на крытую галерею. Та галерея, в которую мы входим с улицы, вся покрыта росписью (рисунок 26), лишена каких-то других особенностей, и заканчивается порталом (рисунок 27), через который можно попасть в следующую галерею, теперь уже тупиковую, кончающуюся окном (рисунок 28). В ней интересна каменная скамья, сооруженная вдоль внешней стены (рисунок 29). Тут же можно рассмотреть и упомянутые двери (рисунок 30), которые, к сожалению, и при визуальном осмотре не выразительны, и на фотографиях плохо получаются. Но пора уже через еще один портал (рисунок 31) пройти в основное помещение храма. Ну, перво-наперво турист смотрит вверх, и убеждается, что собор, как и положено, почти по-готически устремлен ввысь и полон пространства (рисунки 32, 33). Фрески повсюду. К счастью, это - музей, и тут можно за плату фотографировать, не опасаясь окрика. Хотя мы вызубрили описание, где что в храме нарисовано, конечно же, выяснилось, что с непривычки ты просто теряешься в этом море красок и фигур. Поэтому я сделал несколько снимков, сфотографировав те сюжеты, которые показались мне интересными чисто изобразительно (рисунки 34, 35). Несмотря на то, что иконостас поздний и чересчур "золотой", он также показался нам величественным и красивым (рисунок 36).

Выходим на улицу. Перед собором видим несколько могил без опознавательных знаков (рисунок 37). Это - остаток некогда грандиозного некрополя, и сигнал нам - надо искать вход в подклет. В подклете Троицкого собора - комната со сводчатым потолком, в пол которой вмурованы каменные гробницы. Вот все, что осталось от грандиозного комплекса усыпальниц, которых некогда было в монастыре три (рисунок 38). Прежде две самые древние усыпальницы располагались в отдельных храмах («палатках») юго-восточнее Троицкого собора. Некогда тут стояла «повседневная» церковь Рождества Богородицы, к ней и жался некрополь. В одной "палатке" был похоронен Захария и его сын Зерно, а также родители царя Бориса. В другой – погребения родственников двоюродного брата царя Бориса. Когда в 18-м столетии перестраивали церковь Рождества, эти две древнейшие «палатки» снесли. Третью разрушили еще раньше, в 1650 году, когда расширяли Троицкий собор. В 1857 году остатки усыпальниц окончательно ликвидировали, а пелены (покрывала) на гробах перешили самым варварским образом. Чуть позже какое-то подобие некрополя решили восстановить в третьей, самой поздней гробнице, в подклете западной галереи Троицкого собора (там с 1763 года была погребальная церковь Воскресения Лазаря для упокоения архиереев), и унесли туда три плиты с могил Годуновых. В подклете уже находились могилы казначея Ионы (+1683), монаха Иосифа (+1687) и чиновника Крюкова (+1722). До кучи втащили безымянный каменный гроб, случайно найденный где-то во дворе. Так получилось некое подобие некрополя. Все равно – жутко и пиететно (рисунки 39, 40).

Храм Рождества Богородицы не сохранился. На его месте искони располагался деревянный храм Живоначальной Троицы, зимнего варианта Троицкого собора. В 1564 году вместо него появилась каменная церковь Рождества Богородицы. За ветхостью полностью переделана в 1760. К середине 19 века и это сооружение уже успело обветшать, к тому же цари озаботились, чтобы в монастыре было побольше сооружений «под старину», распорядились все переделать. Получилось подобие Троицкого собора, но поменьше. Освятили это чудо архитектуры в 1864 году. Строил печально известный своими византийскими поисками архитектор Тон. В 1930-е годы это не самое удачное здание разобрали.

Звонница. Первоначальную звонницу построили в 1586-1590. Нынешний вариант - 1601-1603 (по другим данным – 1603-1605), заказчик – Дмитрий Годунов (рисунок 41). В 1649 году обзавелась «боем» - часами. Остатки часов в виде ржавой груды железа наблюдались еще в 1912 году. Шатер звонницы не древний – в нем, как в футляре, скрывается шатер 1777 года, над которым в 1852 году выстроили ныне видимое завершение. Тогда же с запада пристроили пятипролетную галерею, подражающую таковой возле столпа Ивана Великого в Москве. Здание было покрыто живописью, но поздней и очень плохой; при реставрации ее убрали. Сегодня сооружение интересно лишь тем, что на нее за деньги можно залезть, и осмотреть костромские дали, или купола того же Троицкого собора (рисунок 42).

Братский корпус. Стоит на северной стороне, не соприкасаясь со стеной, как бы продолжая линию Архиерейского корпуса. Его первый этаж заложен еще в 16-м столетии, второй – в 1730-х (в окончательном виде доделан в 1758-1759). Потолок в самых древних помещениях сводчатый, а каждая келья непременно имеет отдельный выход как на парадную площадь, так и в застенье (пространство между кельями и крепостной стеной). Второй этаж Братских келий в 16-м столетии был деревянным. Корпус пережил косметическую реконструкцию 1841 года (рисунок 43).

Келарский корпус, или Палаты Романовых. Примыкают к Братскому корпусу впритык с запада (рисунок 44). Возведены в конце 16 века, вероятно, одним из Годуновых, наблюдавших за монастырской стройкой. Так, по документу 1595 года в монастыре были Гостиные кельи, где тогда жил строитель, то есть архитектор и организатор стройки, старец Гурий Ступин. В самом конце 17-го века палаты расширяют, и соединяют с Братским корпусом. В 1750-е годы с «зада» сооружения появилась пристройка, соединившая палаты с крепостной стеной. Императрице Екатерине сказали, что в этих палатах жил в ожидании Великого посольства Михаил Романов. Доподлинно неизвестно, так ли это на самом деле. Вероятно, перед нами – обычный гостевой дом, куда монахи селили «випов», посещавших монастырь, а никак не стационарные «покои первого царя». Потом то же внушили в 1858 году императору Александру II, который и решил сделать из заурядного монастырского здания нечто «царственное». За образец взяли палаты Романовых в Москве, на Варварке, а также сооружения Московского кремля. В 1863 году чудовище старорежимного вкуса было готово. Все переделали внутри – поделили здание на две половины, «мужскую» и «женскую», а на верх бросили «шикарную» лестницу. Сделали изразцовые печи, правда, за образец рисунка изразцов взяли почему-то петровские мотивы. А снаружи расписали второй этаж «в шахмат», то есть под рифленый камень. Уже тогда в палатах был музей Романовых, сегодня его опять восстановили. Кстати, неплохой получился музей.

Кельи над погребами. Находятся на западной стороне, рядом с воротами Старого города, которые после постройки Нового в него и ведут (рисунок 45). Здесь в свое время находился Черный, то есть хозяйственный, двор монастыря. Название получили от трех глубоких подвалов. Подвалы и первый этаж датируются 1568-1593 годами, кладены из крупной булыги, глубина подвалов – до 6 метров. На втором (надстроен в 1732 году) устроили сушильни. Сегодня в корпусе квартируют монахи частично восстановленного монастыря.

Свечной и Трапезный корпуса. Хотя обычно трапезная в монастырях – предмет особой гордости, и самое лучшее здание, здесь все выглядит скромно. Располагается этот единый в двух лицах корпус у южной стены. Западная часть поставлена в самом конце 16 – начале 17 веков (по другим данным – в 1559). Она-то и была и поварней, и трапезной (рисунок 46). В 1758 году в этом здании разместился свечной завод для поддержания жизни в монахах путем экономики. Отсюда свечи шли во все храмы Костромской епархию, а территория Черного двора оказалась заставлена коробами с воском. Но, как говорят сегодня историки, несмотря на масштабность, производство получилось не слишком прибыльным. В 1861 с востока к этому зданию пристроили впритык новый корпус, для расширения завода (рисунок 47). В 1960-е годы древнюю часть сооружения реставрировали.

НОВЫЙ ГОРОД. Богадельня. Единственное сооружение, расположенное в Новом городе (мы видели его, когда шли вдоль стен). Застройка Нового города была деревянной, к тому же в советское время тут было футбольное поле, короче, больше ничего не сохранилось. Здание возведено в 1672-1673 как монастырская больница (по другим данным – в 1721). Рядом поставили больничный же храм Иоанна Златоуста, перестроенный в 1727 и разобранный в 1808 году. Второй этаж появился в 1721-1722 годах, в нем поместилась вотчинная контора (одна из архиерейских служб). Наконец, в 1875 году весь комплекс реконструировали, и устроили там богадельню. Сегодня там квартирует возрожденный монастырь, которому отдали в полное распоряжение пустующий Новый город. Когда мы там были, проход в Новый город был закрыт.

Богословская слобода

Начинается фактически от стен монастыря. Некогда - "особая экономическая зона" (поселенцы освобождались от ряда налогов), созданная, чтобы было кому кормить монахов. Принадлежала монастырю с 15-го века. Когда в середине 17-го века монастырям запретили владеть слободами, монахам удалось обойти этот запрет, сославшись на то, что слобода отделена от монастыря рекой (на самом деле, жалким ручьем, ныне спрятанным в трубу), стало быть, никакая это не слобода. Застройка нынешней слободы без существенных искажений представляет ее облик по состоянию на 17-е столетие. Центром слободы служит прекрасно сохранившаяся церковь Иоанна Богослова (рисунки 48, 49). Она начата стройкой в 1681, закончена в 1687, однако, судя по названию слободы, деревянный храм в ней существовал еще века с 15-го. Росписи этого храма схожи с таковыми Троицкого собора, хотя выполнена лишь в 1735 году и дурно поновлена в конце 19-го столетия. В 1901 году облик сооружения был испорчен пристройкой теплого храма – «кричащей архитектуры», как говорили еще дореволюционные знатоки.

Святое озеро

Находится рядом с Ипатьевским монастырем. Его еще зовут Некрасовским из-за близости деревни Некрасовой. На берегу озера в память битвы с татарами князя Василия установлена часовня (мы говорили о мифологическом характере этой битвы в нашем историческом очерке). Ее нынешнее здание поднялось в первой четверти 18-го века, после победы Петра под Полтавой (рисунок 50). Но часовня стояла тут и прежде, как давно – никто не знает. Идею В. Иванова о том, что ее на самом деле поставили сразу после сражения с татарами в 13-м столетии, я не поддерживаю – не было этого сражения, хотя его мысль, что каменное здание воспроизводит деревянный прототип, кажется здравой. Фрески в часовне, выполненные тоже в 18-м столетии, фиксируют «подробности» битвы с татарами. Трудно понять, насколько художник опирался на народные предания, а насколько фантазировал, сам, в свою очередь, давая своими фресками пищу для дальнейших фантазий.

Этнографический музей

Рядом с Ипатьевским монастырем находится Архитектурно-этнографический музей под открытым небом, представляющий из себя собрание деревянных сооружений, свезенных со всей Костромской губернии. Такие музеи в России редкость, и в них любопытный посетитель может представить, как выглядели некогда средневековые города, до 18-го века застроенные практически целиком в дереве.

ХРАМЫ. Церковь Всемилостивого Спаса из села Фоминское срублена в 1712 году на месте шатрового храма (его упоминают в 1629 году писцовые книги, но тот, древнейший, был посвящен Дмитрию Прилуцкому; рисунки 51, 52). Поэтому в народе новое здание продолжали упорно называть Дмитриевской церковью. В 1847 году в селе поставили каменный храм, но жители отказались разобрать старый, деревянный, и он стоял в деревне в неприкосновенности, пока в 1968 году его не перевезли в музей. Это – церковь на основе клети, его кровля выделяется рядом архаичных конструктивных особенностей. Архаичным был и тябловый иконостас, о чем свидетельствуют характерные вырубки, но в 18-м веке его заменили на «современный» двухъярусный. Особое почтение жителей к личности Дмитрия Прилуцкого объясняется, быть может, тем, что этот преподобный, действовавший в конце 14-го века, был как-то связан с колонизационной и торговой деятельностью русских купцов на Севере. Не говоря уже о том, что преподобный сам основал в районе Вологды, в глухих местах, обитель, он, как повествует Житие, благословлял брата своего торговать с чудью (возле Урала). Правда, когда брат, нажив капитал, просил благословить его на все новые экспедиции, преподобный, усмотрев в этом жажду наживы, отказал в благословении, и брат, ослушавшись, погиб. В храм можно попасть, и увидеть довольно простой интерьер (рисунок 53), напоминающий таковой деревянного храма 16-го века в Свияжске, иконостас без икон (рисунок 54), в котором внимание привлечет разве что резьба царских врат (рисунок 55).

Другой храм (часовня) происходит из деревни Притыкино Шарьинского района, и датируется концом 18-го века (рисунок 56). Это – мощное сооружение, напоминающее сторожевую башню. Мы так думаем, что мастера, навострившись делать деревянные остроги, как раз потерявшие актуальность в 18-м столетии, не забыли своего ремесла, и, за что ни брались, все у них получалось наподобие крепости. Таких или подобного облика часовен еще в начале 20-го столетия в губернии было 1300, а теперь, наверное, единицы остались.

Часовня из села Большое Токарево Солигаличского района - тоже конца 18-го века, некогда сильно переделанная, но ныне восстановленная в своем прежнем облике. Это – уникальное восьмигранное сооружение с галереей, напоминающее летающую тарелку (рисунок 57). Мне неизвестно, как в голову мастера из народа пришла идея делать деревянные ротонды, когда они даже в "большом", каменном зодчестве еще едва прижились.

Проще выполнена часовня типа клети, возведенная в 1899 году в деревне Юркино Чухломского района (рисунок 58). Она использовалась как «усыпальница для поставления тел умерших». В путеводителе по музею, откуда взята эта фраза, к сожалению, сие никак не комментируется. Мы думаем, что дело было так: чтобы перед похоронами не держать покойников дома, их сносили в эту часовню. Не есть ли это следы очень архаичного обряда – погребения на стороне, когда человека сначала хоронили в одном месте, потом вынимали, брали только кости, складывали их в особое хранилище, и уже эти урны погребали стационарно? Если так, то все это крайне интересно, поскольку обычай-то восточный.

Церковь Ильи Пророка из села Верхний Березовец Солигаличского района построена неизвестно когда – документов нет, что же касается стиля, то в нем прослеживаются и элементы 16-го века, и 19-го (рисунки 59, 60). Видимо, первоначально ее поставили в 16-17 веках, но потом переделывали. К сожалению, музейная реставрация ориентировалась почему-то именно на элементы 19-го столетия, которые реставраторы и сочли нужным подчеркнуть (например, украинские завершения). Тип храма – четверик, на который водружены два восьмерика. В подклете до 1822 года «квартировала» Покровская церковь (видимо, некогда в деревне было две церкви, но, когда Покровская разрушилась, ее престол перенесли в более крепкое здание). Резной иконостас датируется началом 18-го столетия. Убранство храма, в частности, росписи на дереве, получили высокую оценку специалистов, которые назвали сооружение «музеем народного искусства за несколько веков».

Жемчужина собрания – церковь Собора Богородицы (само по себе уже интересное посвящение) из села Холм Галичского района (расположена вне основной территории музея, в Богословской слободе; рисунок 61). Надпись на храме сообщает, что он возведен в 1552 году, 13-го октября. Именно в октябре 1552 года пала Казань. Не этому ли событию посвятили жители костромской деревни возведение храма, поскольку от казанцев многие в Костромской губернии изрядно настрадались? Есть и другая загадка. Надпись говорит, что храм возведен на память мучеников Карпа и Папилы. Но легенда, бытовавшая в деревне, уверяет, что Карп и Папила – это плотники, ставившие храм, и похороненные под алтарем церкви. Что тут правда, и кто такие эти Карп и Папила, которые удостоились столь высокой чести? В жизнеописании епископа Карпа и дьякона Папилы, пострадавших в 3-м веке по РХ во время гонений императора Деция, мы ответа не найдем. Эти люди отказались справлять языческие обряды, за что их и казнили. Таких историй ранняя церковь знает тысячи. Мы можем осторожно предположить, что под алтарем были похоронены герои похода на Казань. Их имена забылись, народная же память, опираясь на день, когда заложили церковь (память указанных мучеников), приписала им эти имена, «сделав» одновременно и плотниками. Версия, будто храм построили ветераны похода на Казань, отпадает – они не успели бы вернуться из Казани к 13-му октября, поскольку Казань пала 2-го.

ДОМА. Изба из деревни Большое Андрейково Нерехтинского района построена в конце 19-го века (рисунок 62). Эта деревня располагается недалеко от Костромы, но жители ее и окрестностей отличаются характерным, нигде больше не встречаемым говором – «яканьем». Видимо, здесь – анклав некоего племени, внедренного в и без того пеструю этническую среду Костромской губернии. За неимением лингвистических познаний, мы не станем фантазировать, какому этносу могло принадлежать это гипотетическое племя. Особенности есть и в технике строительства: избы в этой местности, как видим мы по этому образцу, делались небольшими и скромными, причем строить предпочитали из осины, хотя вообще в губернии больше практикуют строительство из хвойных пород. Интересен этот регион и тем, что выходцы из него славились как умелые профессиональные нищие. Они не были беднее других, но умели так выдавить слезу, что поставили это дело на поток.

Черная, то есть без трубы, изба из деревни Мухино Вохомского района срублена в начале 19-го века (рисунки 63, 64). Поскольку грязи скапливалось немало, раз в неделю избу мыли изнутри целиком.

Дом из деревни Аристиха Шарьинского района датируется серединой 19-го столетия. Это – более типичная для губернии постройка, добротная изба из огромных бревен. Такие стояли столетиями (рисунок 65).

Дом из деревни Вашкино Юрьевецкого уезда (ныне этот регион входит в состав Нижегородской области) выстроен также в середине 19-го столетия, но архитектурный тип у этой избы совершенно иной (рисунок 66). Под одной крышей – и жилое, и хозяйственное помещение, но они грамотно разделены, и люди не спят вместе с животными, как это зачастую практиковалось в других районах. Такова особенность северной архитектуры, которую унаследовали потом сибирские крестьяне. Сибиряки еще в первой половине 20-го века считали своих среднерусских собратьев грязнулями, поскольку те и мылись редко, и привносили в жилье элементы скотского быта.

Два особенных дома происходят из Макарьевского уезда, и оба отличаются высоким качеством постройки и красивой резьбой на фасадах. Видимо, соседство с богатой Унженской обителью давало достаток, а работа на монахов по отделке монастыря пробуждала у ремесленников тягу к декоративности. Дом из деревни Мытищи (название, вероятно, говорит о том, что деревня стола на старом таможенном пункте – мыте) возведен в 1873 году (рисунок 67), о чем прямо сообщает надпись, вырезанная на фасаде. Тут же помянут и мастер - Емельян Степанов(ич Зирин) (рисунок 68). А принадлежал дом лесопромышленнику Серову. Такая «изба» стоила немалых денег, и не случайно ее мог себе позволить лишь «капиталист». Резьба тут повсюду, не только на фасаде, но и внутри, из-за чего дом похож на терем старого русского боярина. В интерьере – предметы, которых не встретишь в простой избе, например, граммофон. Про хозяина известно, что он владел большими массивами леса, нанимал для рубки рабочих, и сам по торговым делам постоянно бывал то в Костроме, то в Нижнем, где и получил понятие о «галантерейной» роскоши.

Капиталисту, и тоже лесопромышленнику, Липатову, принадлежал и соседний дом из деревни Журавлево (рисунок 69). Он также украшен резьбой, в которой чувствуются нижегородские и балахнинские мотивы: такова, например, характерная для этих регионов русалка, держащая в руках нечто вроде книги. Наверное, «попам» объясняли, что русалка знакомится со священным писанием, а значит, допустима на фасаде христианского дома. А на деле она Велесову книгу, может быть, держит – кто знает? Как и в предыдущем доме, тут - слуховое окно, не менее роскошное (рисунок 70), под которым поименован хозяин, а по скату крыши брошена надпись, в коей мастер назвал себя (рисунок 71).

Дом Ершова из деревни Портюг Межевского района стоит вне основной территории музея, в Богословской слободе, рядом с храмом Собора Богородицы (рисунок 72). Возведенный, вероятно, в 19-м столетии, дом первоначально состоял из двух изб, летней и зимней. Поскольку памятник сильно пострадал, реставраторы решили восстановить только одну избу.

Самый же древний дом в музее – из деревни Стрельниково Костромского района (рисунок 73), он датируется серединой 18-го столетия. Дом построили стрельцы, вероятно, отставные, а у них его купила семья Скобелкиных. С помощью родословных этой семьи исследователи и определили примерно время постройки избы. Вид и интерьер сооружения крайне архаичен, и восходит к 17-му столетию. Так выглядели, наверное, дома строй Костромы до пожаров и модных веяний «галантного» 18-го века.

ХОЗЯЙСТВЕННЫЕ ПОСТРОЙКИ. Четыре бани на сваях из деревни Ведерки близ Костромы конца 19-го века считаются уникальными (рисунки 74, 75). Сваи появились от того, что бани, как и вся деревня, стояли искони в так называемой Костромской низине, и в половодье заливались водой. Из рассказа на этом сайте о Волжской Венеции, Макарьеве, вы уже знаете, что такие свайные сооружения были обычными для приволжских земель. Но вот почти нигде не сохранились, а тут вы можете воочию видеть, как выглядела такая свайная деревня.

Другие хозяйственные постройки не столь экзотичны: это кузница начала 20-го века из деревни Стрельниково, тоже близ Костромы, и овин конца 19-го столетия из деревни Пустынь, опять же неподалеку от губернского центра (рисунок 76). В овинах, как уже приходилось нам писать, рассказывая об аналогичном музее в Нижнем Новгороде, сушили снопы, причем в нижнем этаже овина этого типа разводили для пущего эффекта огонь. Возле овина обычно делали гладкую площадку – «ладонь», дабы тут же просушенные снопы и молотить. Три амбара из деревни Собакино Нерехтинского района выстроены в конце 19-го века. Здесь хранили зерно и крупу (рисунок 77).

Особый разговор – о таких сложных инженерных сооружениях, как мельницы. Из деревень Большое Токарево и Разливное Солигаличского района происходят мельницы конца 19 – начала 20 веков. Это - ветряки, сделанные таким образом, что вся конструкция может поворачиваться вслед за ветром. Но сегодня крыльев у них нет, и они напоминают избы Бабы-Яги (рисунки 78, 79).

УТРАТЫ. Непонятно, куда делись экспонаты, стоявшие в советское время в Новом городе, и выдворенные оттуда монахами в начале 90-х. Речь идет прежде всего о деревянной церкви   Преображения из села Спас-Вежи (рисунок 80 - фото 1970-х гг из книги В. иванова). Это – то самое село, где разворачивается действо известного стихотворения про деда Мазая и его зайцев. Говорят, что храм строили братья Мулиевы, имена которых вырезаны достаточно высоко от земли (рослые они были). Но тот факт, что одна из троп в деревне по-прежнему называется Мулиевой дорогой, свидетельствует: скорее Мулий – это донатор. Тем более, что «мулить» - это жать, давить (так, сапог не трет, а «мулит»), то есть феодалами они были. Рядом с храмом стояла как экспонат шатровая колокольня (17 век), но обрушилась в ураган 1926 года. Баньки 19-го века замыкали ансамбль. Вообще, осмотр фотографий 1970-х годов показал, что в то время абсолютно все экспонаты выглядели намного лучше.

Коли мы с вами в музее деревянного зодчества, то позволим себе несколько замечаний по поводу стиля русского дизайна и его истоков. Декор старых крестьянских изб, представленных в музее, украшают фигурки, смысл которых был уже непонятен их авторам в 18-19 веках, но которые, по крайней мере, воспроизводят образцы глубокого прошлого, в отличие от городских домов. Взять фигурку гуся, которой часто украшают излом крыши. Некогда чучело гуся хранили в доме тайно, и поклонялись ему, как богу. Не случайно и фигурки стилизованных гусей на крышах старались делать из можжевельника, дерева также священного. Силуэт сакральной птицы мы видим и в так называемых курицах, которые поддерживали водотоки у крыши. Не лишне напомнить, что водоплавающие птицы были священными животными у финно-угров, но искони – не курицы, конечно, а дикие утки, которые перевозили ночью солнце по подземному океану на своих спинах. Отсюда – поклонение гусю, типичная финно-угорская традиция. Обратим внимание и на то, что мотив птицы связан в избах с водой, в точном соответствии со старым мифом: гусь или курица суть элементы конструкции, которая отводит с крыши воду.

Другое дело – припечные доски курных изб, которым, напротив, придавался вид конька. И это тоже не случайно. Конь, в отличие от утки, если верить финно-уграм, тащил солнце по небу днем. Тут уже видна связь с огнем: он горит в печи, символизируя солнце, и конь рядом с ним.

Техник резьбы было несколько. Самые древние: «рытье» - это когда насквозь, и «глухая» - не насквозь. Впрочем, последняя, видимо, не столь древняя. Историки заметили, что она напоминает резьбу, принятую на деревянных кораблях, и позаимствованную, надо полагать, в петровское время с Запада. Вероятно, мастера, резавшие украшения для кораблей, в свободное время подрабатывали на украшении домов – так и родился этот тип резьбы.

Интересно, что, судя по резьбе, жители Костромской губернии называли русалок - «фараон» (мужчину-русалку), и «фараонка» - (женщина-русалка). Собственно, в ходу был даже не книжный термин «Русалка», а «Берегиня» или «Чертовка». Но почему «фараон»? Вероятно, слово «фараон» крестьяне узнали из Библии. Для них Фараон был олицетворением языческих сил, как и фантастические существа, образы которых пришли из старого, языческого же, фольклора. А вот кому додумалось сопоставить именно существо со змеиным хвостом и Фараона – этого уж мы, наверное, никогда не узнаем. Из Библии пришли и образы львов, а вовсе не из Владимирской Руси: на варяжских владимирских львов костромские совершенно не похожи. Фигурируя в ряде библейских сказаний как представители неотвратимой силы, они почти всегда сопрягались мастером с его собственным эго, располагаясь часто с «подписью» мастера на фасаде дома. Образцом же зрительным могли служить живые львы, которых привозили иногда из Азии на Макарьевскую Желтоводскую ярмарку.

Крайне редко мастера изображали человека. Собственно, единственный человеческий сюжет – так называемый «артист», фигура, повернутая фронтально к зрителю, держащая в руках какие-то жезлы. Костромские исследователи считают сие картиной с натуры. Они и придумали этот термин - «артист», полагая, что перед нами – артист бродячего цирка. Это глубоко неверно. Сие – известный из языческой мифологии Господин Растений, имя которого у разных народов могло быть разным, да и не в нем суть. Важно, что мастер не изобразил у него ног, подчеркивая, что он как бы вырастает из земли. Многочисленные изображения травы – тоже не дань декоративности. Говорят, что полынью отгоняли русалок, а петрушка была, наоборот, их любимой травой. Так что трава на резьбе – это полынь, только приукрашенная, как в старопечатных и рукописных книгах, где эти «ботанические» орнаменты имели другое, византийское происхождение.

Евгений Арсюхин

Наталия Андрианова

2004-2005

Литература

1. В. Иванов. Кострома. М., 1978. Известное серийное издание, из которого мы позаимствовали изрядно фактов и несколько иллюстраций, но какое, как всегда, поймали на множестве ошибок.

2. Г. и В. Лукомские. Кострома. СПб, 1913 в переиздании М, 2002. Прекрасное сочинение, полное уникальных и ныне уже забытых фактов о Костроме и округе. Нуждается, как и всякое сочинение этого времени, в критическом подходе, но таит в себе огромный потенциал. Мы позаимствовали оттуда несколько старых фотографий.

3. И. Рогов, С. Уткин. Ипатьевский монастырь. Исторический очерк. М, 2003. Толковая книга, доктрину которой касательно Смуты мы по сути взяли на вооружение.

4. Ипатьевский монастырь. М, 2003. Что-то вроде буклета-путеводителя. Толковый текст, красивые картинки.

5. Археологическая карта России. Костромская область. М, 1999. Издание было полезно для подготовки раздела о предыстории Костромы и округи. Взято несколько картинок.

6. Краеведческие записки, вып. 6. Кострома, 2003. Любопытный сборник, периодически выходящий в Костроме; к сожалению, в нашем распоряжении был всего один выпуск.

7. Исторические города и села Костромской области. Коллектив авторов. Кострома, 2004. Хорошо изданный как бы путеводитель по краю, особенно цене своими картами.

8. Эпоха бронзы лесной полосы СССР. М, 1987. Пригодилась как источник фотографии блестящего Галичского клада.

9. Деревянное кружево Костромы. Ярославль, 1975. Редкая по внятности книга, рассказывающая, как "устроена" резьба, каковы ее стили.

10. А. Мазерина, М. Орехова. Добрым людям на загляденье. М, 2003. Также о деревянном зодчестве Костромской области.

11. С. Гусева, А. Москалева. Архитектурно-Этнографический музей в Костроме. Путеводитель. М, 2003. очень неплохой путеводитель, при том, что нам постоянно приходилось дополнять его своими "домыслами".

12. И много, много интернета, но все бестолкового.