Осенью 2001 года мне представилась возможность изучить 5 обломков восточных монет, обнаруженные случайно на городище Биляр (домонгольский Великий Город) летом того же года. Несмотря на малые размеры монет, их удалось в той или иной степени определить. Ниже мы приводим чтение определимых и хронологически значимых частей легенд, а также вес обломков с точностью до 0.01 г.

Рисунок 1. Л.с. “Чеканен этот дирхем…год три и семьдесят и (триста)”. О.с. “Муты лиллях, Мансур бен Нух”. Самарканд? 363=974/5 г Вес=2.03 г.

Рисунок 2. Л.с. “Чеканен этот дирхем…”. О.с. “Муты лиллях, Мансур бен Нух” (? фрагментарно). Двор? 350-366=961-976 гг. Вес=0.58 г.

Рисунок 3. Л.с. “…год 5…”. Вес=0.50 г.

Рисунок 4. Л.с. “Во имя Аллаха чеканен этот…”. Вес=0.54 г.

Рисунок 5. Л.с. “(год) три? пятьдесят (триста)”, двор? 353=964/5 гг. Вес=0.41 г.

Итак, единственная монета, двор которой можно определить, это монета 1. Название двора не сохранилось, однако, зная дату чекана, мы по каталогу Саманидских монет нашли, опираясь на наличие слова “адил”= “законный” на л.с., что дирхем скорее всего бит в Самарканде.

Что касается дат, то на первой монете она читается практически полностью, как и имена правителей, на монете 2 читаются просто имена правителей, совпадающие с таковыми на первой монете, на ничтожном фрагменте 5 читается вроде бы год, опять же попадающий в хронологический диапазон, очерченный монетами 1 и 2.

Итак, видимо, все монеты биты в Средней Азии, в правление саманида Мансура бен Нуха, то есть в конце Х века.

На этот период приходится пик поступления восточного серебра именно из Средней Азии в Европу, причем шел этот поток через Булгарское государство, столицей которого был Великий Город (Биляр). Х-м веком датируется 61 процент найденных в Восточной Европе дирхемов и 54.3 процента кладов. Однако, конец был близок: в начале XI века на Востоке начался серебряный кризис, и Европа перестала брать восточную монету.

Обнаружение обломанных дирхемов в булгарских городах – дело обычное. Нам, однако, хотелось бы остановиться на такой, казалось бы, маловажной подробности: почему находят столько обломков? Почему вообще в кладах, в культурных слоях, так много ломаных и резаных монет?

Быть может, монеты ломались сами собой, уже после того, как попадали в почву? Однако, хотя дирхем хрупок, чтобы сломать его, надо его ломать. Несомненно, какая-то часть обломков возникла случайно. Но у ряда восточных авторов есть свидетельства, что русы и булгары ломали монеты прямо в ходе торговых операций. Зачем?

Мне представляется, что происходило все это в ходе мелкой, повседневной торговли, когда кто-то покупал на рынке еду на сегодня-завтра, одежду, какой-то малоценный продукт ремесла. Этот “кто-то” мог быть как рус, так и булгарин. Если какой-то товар оценивался меньше, чем в дирхем, покупатель запросто отламывал от дирхема часть, и так расплачивался. В принципе у купцов была возможность быстро проверить вес обломка: и в Булгарии, и в Руси найдено большое количество весов и гирек. Но, я думаю, в реальности каждый обломок не взвешивали: глаз у купцов был наметанный. Они, наверное, ориентировались по “закорючкам” – монетным легендам, зная, где начать облом и сколько приложить усилий, чтобы получить нужный результат. Ломались монеты, наверное, с помощью особых щипчиков, которые находят подчас в раскопках и называют то “пинцетами”, то “ножницами”.

Но не проще ли было использовать в качестве мелкой монеты меха, о чем написано современными исследователями столько трудов, и про что есть прямые указания восточных авторов? Не думаю. Все рассказы восточных писателей относятся к торговле внешней, с самими арабами. Мехов было изрядно и у самих булгар, и у русов. Что это за деньги, добыть которые можно, сходив в лес с луком и подстрелив пару белок? Если сейчас возле Биляра можно встретить живую лису, тогда они, наверное, подходили к самым домам. Мех не мог быть столь же универсальной мерой стоимости на внутреннем рынке, как на внешнем. Недаром булгары старались изолировать внешний рынок от внутреннего, сделать так, чтобы арабы, приезжавшие к ним, четко знали места торгов и не ходили бы, куда не надо. На мелочном же рынке Биляра единственной мерой стоимости мог быть только серебряный дирхем.

Возникает второй вопрос: почему Булгар не наладил биметаллическую систему, как в той же Средней Азии, когда определенное количество медных фельсов соответствуют одному дирхему? Дело в том, что для чеканки медных монет нужна определенная государственная воля. Медь не имеет самостоятельной цены, а лишь – имеет цену, навязанную государством. Если государство не в состоянии заставить людей принимать медную монету в счет серебряной, нечего ее и чеканить. Как следует из рассказа ибн Фадлана, правитель Булгарии постоянно имел проблемы с теми или иными племенами, даже когда дело касалось выбора маршрута кочевок. Стоит ли думать, что он мог “построить” элиты в таком тонком вопросе, как деньги, если у него не получалось управлять элитами даже в пустяках? Возможно, выпуск малоценного булгарского дирхема, крайне эпизодический, и наверняка не встретивший успеха на рынке, был именно такой попыткой.

Для проверки этого предположения посмотрим на вес наших обломков. Пока не говорим о самом большой, и обратим внимание, что веса малых обломков примерно равны. Разброс между крайними весами составляет всего 0.17 г, а разброс от среднего (0.51 г) и того меньше, 0.07-0.1 г. Если это – некая примерно заданная весовая норма, что она может значить?

Русская монетная система Х века, сложившаяся на основе восточной, дает нам понятие “куна”. Куна весила столько, сколько реальный дирхем – 2.56 г. Резана – “резаный дирхем”, половина этого, наконец, векша – 1/6 дирхема, или куны, то есть 0.43 г.

Мы видим, что вес наших маленьких обломков равен примерно весу векши. Более точного соответствия и не стоит ожидать, как в силу того, что разломать дирхем с точностью лучше 0.1 грамма, конечно, невозможно, так и потому, что векша считалась от реального дирхема, а он мог быть в одно десятилетие тяжелее, в другое – легче. Более того, даже в пределах одного года вес разных монет различался, поскольку монеты чеканились на Востоке аль-марко: из куска серебра стандартного веса надо было получить определенное количество дирхемов, но не более того.

Конечно, для рынка Булгарии качество металла, и вес дирхемов имели огромное значение. Как мы сегодня присматриваемся к курсу американского доллара каждый день, так и тогда купцы были осведомлены, чего стоят монеты того или иного правителя, двора и года, и, хотя, наверное, не все умели читать годы и имена, но наверняка у них были свои признаки, как быстро отличить одну монету от другой – по тем же “закорючкам”. Были в ходу, наверное, смешные слова, которыми обозначались монеты и с такими закорючками, и с сякими, но всех этих деталей мы уже никогда не уловим.

Если у кого-то скапливалось большое количество мелко нарезанных дирхемов, это была та же проблема, как у нас, если надо утилизовать копилку, набитую мелочью. Проще всего было этот лом переплавить. Так сама собой возникла идея тяжелых слитков (“гривен”). Вес таких гривен был точно выверен, поскольку речь шла уже о большой сумме. Технология литья была, наверное, такова. Сначала брали по счету столько резан и векшей, сколько надо было для получения гривны. Поскольку в гривне – 25 кун, или 150 векшей, значит, для производства одной гривны надо было 150 обломков, подобных нашим. Учитывался угар серебра, который меняется в зависимости от пробы, так что в реальности надо было взять еще штук 5 таких обломков. Потом эти примерно 150 векшей взвешивались (не отсюда ли само слово “векша”?), добивалось, чтобы был точный вес гривны с учетом угара, и уже делалась переплавка. Такой слиток уже был хорошим богатством, компактным и ликвидным.

А что же большой обломок? Представляется, что это просто “нуклеус”, как говорят специалисты по каменному веку, то есть недоломанный дирхем. Дирхем, от которого отломили сколько-то векшей, да потом потеряли. Наверное, было сделано два облома, с разных сторон по векше – вес утраченных частей за это и говорит.

Евгений Арсюхин,