недорого. Лучше попросить водителя забрать вас к условленному времени (на что он охотно пойдет), поскольку возвращение с городища может, с учетом вашей усталости, стать еще большей проблемой, чем путь туда. Чтобы найти городище, хороший ориентир – храм Спаса на Нередице, который знают все таксисты (от него надо пройти метров 500 в сторону Сиверсова канала), или еще лучше - остатки разрушенной во время последней войны церкви Благовещения, которая стоит на краю городища, на самом берегу Волхова, и видна издалека (рисунок 4).

Собственно городище – это невысокий холм (рисунки 5,6), расчлененный Сиверсовым каналом (рисунок 7), прорытым в 19-м столетии и соединившим Волхов и Мсту в обход Ильменя. Сегодня канал выглядит как настоящая река (за которую ее и принимают наивные граждане), только река подозрительно прямая; течение в канале очень бурное. По весне старатели бродят по берегам канала с геологическими ситами, и тырят древности (рисунок 8); профессиональные археологи начинают сезон с того же. Прямо на территории городища – несколько домов, в которых и сейчас живут люди. Сразу за домами – упомянутая церковь Благовещения (рисунок 9). Не нужно быть специалистом, чтобы понять, что Городище копали часто и глубоко, но, когда мы там побывали, раскрытым еще с осени остался всего один раскоп (рисунок 10). Его дно было заполнено водой (рисунок 11), стенки нашпигованы керамикой, хотя понятно, что местные жители за зиму вытащили, что могли (рисунок 12), а прямо за ним начинались домишки современной деревеньки в два-три дома (рисунок 13).

Коли надумаете походить по волховскому пляжу и пособирать сувениры, помните, во-первых, что городище – памятник археологии, и формально такие вольности запрещены, а во-вторых, что действительно древняя керамика тонет в современном хламе, оставленном жителями этих вот домов, а также их предками. Судя по всему, городище, покинутое князьями в древности, никогда не покидалось людьми, так что жители этих домиков – потомки древних «городчан». Это впечатляет, но потомки оставили действительно много мусора. Добавим к этому, что в годы последней войны тут шли бои, и недавно археологи нашли неразорвавшийся снаряд. Ничего не ищите на Рюриковом. Лучше просто погуляйте, подышите воздухом, посидите у быстрых волн Волхова, думая о вечном.

Исконная древность. Приход славян и варягов. Кажется, что на этом низинном берегу Волхова люди жили всегда. Самые ранние слои городища восходят еще к неолиту (3-2 тысячелетия до РХ) и к дьяковской культуре. Стало быть, как заселили люди этот холмик этак 4-5 тысяч лет назад, так и не покидают до сих пор. Дьяковскую культуру оставили финно-угры, которых можно условно считать аборигенами этих мест. «Повесть временных лет», однако, называет аборигенным населением словен, одно из славянских племен, что свидетельствует о быстрой ассимиляции финно-угров пришлыми словенами. Судя по недавним раскопкам, финно-угорские аборигены жили на холме городища, обнеся его примитивным частоколом, и с помощью столь же примитивных орудий занимались земледелием прямо у подножия холма.

Славяне появились в этих краях примерно в 8-м столетии по РХ. Как установлено по лингвистическим и археологическим данным, они пришли с территории нынешней ГДР (Берлин и Шпандау - их самые древние столицы). Как уже говорилось, они быстро и прочно ассимилировали финно-угров, но неизвестно, добром или силой. Однако, вряд ли процесс ассимиляции завершился за сто лет, к 9-му веку, когда в крае появились варяги.

Варяги, они же норманны или викинги – это собирательное название пассионарной (активной) части населения сразу нескольких северных народов: шведов, датчан, норвежцев. С 7 века, пользуясь своим искусством перемещаться по морю, они начинают давить на границы известного им мира. Первый этап их деятельности, в 7-8 веках – тотальный грабеж и насилия по всей ойкумене. С 9-го века они приступают к созданию собственных государств. Они завоевывают север Франции и Англию. Их государство появляется на Сицилии. Их боятся в Византии, и недаром, потому что варяги сумели устроить княжество и в Малой Азии, правда, всего на год. Наконец, варяги проникают в Гренландию, и даже основывают поселения в Америке.

Многие думают, что именно варягам наша страна обязана своим именем. Во-первых, летописи прямо говорят, что от варягов прозвалась наша страна «русская земля», а раньше назывались «словене». Во-вторых, слово «Русь» без натяжки выводится из старошведского: на том языке оно значило «член дружины, гребец на лодке». Однако, такие видные ученые, как Трубачев и Седов, не разделяют эту точку зрения. Они полагают, что слово «Русь» выводится от индоевропейского «ruksi» – «белый, светлый». Они думают, что эти «рукси» археологически соотносятся с волынцевской культурой, которая, в свою очередь, образовалась от именьковской культуры (ее ареал находился в Среднем Поволжье), когда именьковцев стали выдавливать на запад хазары. Именьковцы и в самом деле были славянами. Но, похоже, прародина славян все-таки не на Волге, а, как уже говорилось, в нынешней Восточной Германии. В свою очередь, именьковцы, напротив, пришли на Волгу с запада, а не расселились от нее на восток. На мой взгляд, гипотеза Трубачева и Седова не имеет шансов.

Если славяне появились на Восточно-европейской равнине, будучи выдавлены германцами из мест своего обитания, то варягов гнало сюда желание захватить начало торговых путей, один из которых вел в Арабский халифат (Волжский путь), другой – в Византию («Из Варяг в Греки»). Конечно, с одной стороны, само окончательное формирование этих путей вызвано именно появлением варягов: ведь сами по себе пути мертвы, пока по ним никто не плавает. С другой - считать варягов первооткрывателями этих путей нельзя. Доказано, что финно-угры вели хоть и ограниченную по объему, но довольно далекую торговлю с южными регионами. Эта система сложилась еще в 4 веке по РХ, когда Восточно-европейская равнина на короткий срок попала в состав даннической империи готов. В 9-м столетии «на том конце провода», в низовьях Каспия, резко активизировался Хазарский каганат, который искал возможности развивать торговлю с севером, но не мог добиться больших успехов без достойного контрагента, каковым и стали варяги. Так что варяги как бы шли на готовое, но в то же время многократно усилили эффективность этого «готового». Славяне на раннем этапе, как народ в принципе не торговый, не могли играть в этом деле сколь либо заметной роли.

Если верить хронологии «Повести временных лет», которая в ранних записях страдает условностью, все протекало достаточно быстро. В 852 году «Повесть» лаконично отмечает, что «прозвалась земля Русская». Под тем же годом западный источник, «Житие святого Ансгария», отмечает нападение датчан на некий богатый город в земле Славян. Сейчас почти точно установлено, что это была Ладога, где фиксируются соответствующие находки и слои пожара. Итак, «прозвалась» земля не совсем добровольно. Уже в 859 году летопись говорит, что варяги брали дань со славянских и финно-угорских племен.

«Норманнский вопрос». В 862 году происходит событие, которое породило колоссальные споры в исторической литературе. Летопись сообщает, что варягов изгнали за море, не дав им дани. Однако, жизнь после их ухода не задалась, не было порядка. Под словом «нет порядка» надо понимать невозможность функционирования институтов власти, то есть все тот же сбор дани, а не тотальный разгул и погром. Иными словами, славяне попытались сами собирать дань, как это делали варяги, но у них ничего не получилось. Тогда они решили варягов вернуть. Решение далось не без колебаний: сначала, как говорит Иоакимовская летопись, на роль устроителя рассматривались кандидатуры собственных правителей, хазарского князя, князя полян (в районе Киева), дунайского правителя (тюрки). Но варяги были под боком, их и предпочли.

В. Янин справедливо ставит вопрос – кто призывал варягов, если «Новгорода» на самом деле еще не было. Он приходит к выводу, что инициатива исходила от союза разноэтничных племен – словен, кривичей и мери (веси). Первые два племени – славянские, весь и меря – финно-угорские. Исследователь не говорит, насколько равноправными были отношения в этом «союзе», да этого, наверное, никто и не знает. По мнению Янина, каждое племя этого союза владело своей волостью, а их общим центром было или неизвестное нам (точнее, в принципе известное, но не «осознанное») городище, или вовсе какой-то кочевой, временный, блуждающий центр.

Историки, рассматривающие этот эпизод как свидетельство глубокого самоунижения, не понимают сути произошедшего. Сам факт изгнания варягов говорит о силе славян. Сходу не удалось воспроизвести отлаженные варягами механизмы сбора дани, и не удивительно: опыта не хватило. Но, приглашая варягов назад, славяне оговорили уже совершенно другие условия их пребывания. Об этом прямо написано в летописи – их пригласили, чтобы они владели по ряду, то есть по договору. Варяги выступают уже как сторона подчиненная, или по крайней мере равноправная. «Договор» – вообще ключевое слово. Славяне заключили с варягами договор, по которому те должны осуществлять определенные функции, соблюдая определенные нормы поведения. В той системе отношений выполнять возложенные на варягов задания они, варяги, могли только одним способом – прислав князей, то есть лидеров, с их дружинами. Но это не значило автоматического подчинения славян варягам. То, что прибывший на зов Рюрик вскоре произвел переворот, говорит о его коварстве, но вовсе не о том, что идея была плоха в зародыше. Тем более, что в дальней перспективе этот переворот мало что изменил. В регионе установилось двоевластие. Верховная власть стала принадлежать народному собранию, возглавляемому славянскими «олигархами». Власть князей из рода Рюрика, то есть варяжских князей, быстро обрусевших, напротив, оказалась привязанной к определенным функциям, и уже в силу этого ограниченной. Вот, собственно, все, ради чего тут было ломать копья норманистам и славянофилам, совершенно непонятно.

По мнению В. Янина, мы можем реконструировать некоторые пункты этого древнейшего договора. Во-первых, в нем говорилось, что дань собирают не князья, а сами «племенные олигархи». Вероятно, уже в этом документе князьям запрещалось владеть на территории племенного союза какими-то землями, кроме собственной резиденции, хотя в этом с Яниным не согласен Б. Греков, считающий, что этого новгородцы добились только после восстания 1136 года. На этом фантазия г-на Янина иссякает. Мне представляется, что в договоре отсутствовало оба пункта, и что и сбор дани самостоятельно, и запрет на земельные владения стали результатом позднейших завоеваний «племенных олигархов». Истинное содержание договора, на мой взгляд, мы уже не в состоянии уловить.

Как говорит «Повесть временных лет», в ответ на призыв славян от варягов прибыли три брата: Рюрик, который разместился в Ладоге, его брат Синеус, севший на Белоозере, и третий брат, Трувор, в Изборске. Однако, через два года (надо полагать, в 864 году?) оба брата Рюрика умирают, а сам он ставит себе новую резиденцию – Новгород, и садится там. Как скоро мы увидим, под «Новгородом» в этом пассаже понимается именно Рюриково городище, а не современный Новгород. Таким образом, дату основания собственно города на городищенском холме можно с известной долей условности принять за 864 год.

Рассказ летописи скомкан, причины смерти братьев не объясняются, да и умирают они как-то одновременно. Мне близка версия, что на самом деле в землю Словен пришел только Рюрик. А двух его братьев придумал русский летописец, имевший перед собой написанный на «скандинавском» языке текст того самого договора Рюрика со славянами. Ведь “sune hus thru varing" («сунехус труваринг», что было понято как «Синеус и Трувор») в переводе со старошведского значит "с родом своим и верной дружиной". Это тем более вероятно, что города Белоозера во времена Рюрика еще не существовало. Летописец и сам далее говорит, что Белоозеро возникает позже, стараниями тех мужей, которым Рюрик раздавал земли, уже сидя в «Новгороде». Есть сомнения и относительно роли скандинавов на Труворовом городище под Изборском. Видимо, удревнить и Белоозеро, и Изборск заставили летописца те же причины, что и подвигли его на удревление Новгорода, к чему мы обратимся позже.

Стоит сказать несколько слов и о хронологии. Доверять ей в полной мере не приходится. Так, А. Мачинский полагает, что уже в 810-830 годы в Поволховье складывается русское (то есть варяжское) протогосударство, контролирующее торгово-даннические пути и ориентированные на торговлю с Хазарией и с Халифатом. Так что все, описанное в летописи, можно удревнить лет на 50.

Откуда взялся Рюрик? Нам не уйти от разговора, кто такой Рюрик, и есть ли он лицо историческое. С 19-го столетия его принято отождествлять с Рериком, который хорошо известен западным хронистам, называвшим его ласково - «Язва Христианства». Вот биография Рерика. Он происходил из знатного датского рода, и родился примерно в 800 году. Где-то в 810 году скончался первый король Дании Годфред, дядя Рерика. Между его четырьмя братьями разгорелась распря, в результате которой двоим уцелевшим, Гаральду и Хеммингу, пришлось спасаться бегством во владениях франкского императора Карла Великого. Беглецы получили от императора надел во Фрисландии (сегодня – Нидерланды), и служили императору по договору. Сын Хемминга, наш Рерик, после кончины отца, которая последовала в 837 году, перебрался к Гаральду в город Дорестадт, который стоял в устье Рейна. Когда в 841 году Гаральд умер, Рерик стал владетелем его земель, однако, в 843 году, после смерти Карла, империя франков распалась на три части. С новым королем той части империи, в которой оказалась Фрисландия, Лотарем, у Рерика отношения не сложились, и он бежал к его брату Людовику, на территорию нынешней Германии. Послужив Людовику, Рерик потом пиратствовал, а затем, усилившись, в 850 году захватил у Лотаря свой Дорестадт. Лотарь ничего не мог поделать, кроме как согласиться с захватом и отдать ему город на тех же условиях, на каких его дядя и сам Рерик владели им прежде. В 852 году мы видим Рерика участником осады богатого шведского города Бирки, а также грабящим земли славян, живущих у моря (территория нынешней Польши?). Дважды, в том числе в 857 году, он пытался захватить трон в Дании, но оба раза неудачно, а в 860 году его самого выбили из Дорестадта.

После этого он исчезает со страниц хроник. Уехал на Русь? Может быть, но ровно через 10 лет, в 870 году, он снова появляется на западе. Это второе явление принесло Рерику больше успеха: он снова получил у нового короля, преемника Лотаря, Карла, свой Дорестадт, а затем и фризские земли, то есть восстановил те владения, которые были у его отца и дяди, в одних руках. Незадолго до 882 года он умирает. Западные источники не называют места смерти. Русские источники уверяют, что Рюрик скончался на Руси в 879 году, никуда не отлучаясь с нее после объявления себя великим князем.

Итак, Рерик – это наш Рюрик? Может, и так, однако, ни один западный источник не говорит, что Рерик был князем у славян. Исследователи пытаются втиснуть славянский период жизни Рерика в те лакуны, которые отмечаются в его биографии, но выглядит это крайне неубедительно. Мог ли «Рерик» отлучаться от своих огромных, богатых, неспокойных владений в Восточной Европе, и управлять одновременно землями в Нидерландах? Да и зачем, ведь торговля в Восточной Европе должна была приносить ему колоссальные барыши, которых он не получил бы никогда на Западе. Нет, нужно отбросить эту столь «удобную» версию, и признать, что славяне пригласили на роль «кризисного управленца» человека, не зафиксированного западными анналами. Это не значит, что – плохого, может быть, просто молодого.

Интересно, что в Новгороде имя Рюрик (уменьшительное «Рюря») было распространено в простой, народной среде, тогда как в прочих местах Руси оно было только княжеским. Может, это имя по традиции давали потомкам спутников Рюрика?

Как о курьезе расскажем о недавней «сенсации» – якобы в урочище Плакун в Старой Ладоге найдена могила то ли самого Рерика-Рюрика, то ли одного из его спутников. Действительно, обряд, по которому похоронен «воин из Плакуна», характерен для Южной Дании 9 века. Однако, это говорит лишь о том, что в Старой Ладоге умер какой-то выходец из Дании, князь или простой дружинник. Но в могиле нет ничего, чтобы привязать ее к конкретной личности.

Как Рюриково стало «Новгородом». Обратимся теперь вплотную к тому загадочному «Новгороду», который якобы основал Рюрик. Казалось бы, что тут загадочного? Новгород и есть Новгород. Но вот беда – в городе, который мы сегодня называем Новгородом, нет слоев старше 10 века. Можно быть уверенным, что нынешний Новгород не был основан Рюриком в 864 году, хотя, как говорит поздняя летопись, «новгородцы от рода варяжского». В то же время на Рюриковом городище как раз с середины 9 века появляются следы бурной деятельности, и родовой центр финно-угров превращается в варяжский замок. Последние археологические раскопки, о которых речь впереди, обнаружили там крепкие фортификационные сооружения 9-го века, и со всей отчетливостью показали, что Рюриково и есть «Новгород» нашей начальной летописи. Новгород, собственно, прозвался Новым городом относительно Рюрикова городища.

Зачем же понадобилось летописцу удревнить Новгород и приписать его основание Рюрику? Окончательная редакция летописи сложилась в 12-м столетии, когда Новгород стал процветающим городом, а Городище превратилось в резиденцию князей, приглашаемых новгородской общиной для исполнения функций на основе договорных отношений. И надо было показать приглашенным князьям, что Новгород – город древнейший, заложен основателем их династии, стало быть, мнение общины Новгорода надо уважать. Стоит помнить, что на Руси не было для города большего оскорбления, чем эпитет «новый». С этим клеймом Владимир был унижаем Ростовым, и дело доходило до открытых стычек. Так что накинуть 100-150 лет городу с «новым» названием – не грех. Правда, летописцу пришлось объяснять читателю, относительно чего Новгород – «новый», и он выбрал Ладогу. Этот выбор не нес никакой угрозы, потому что Ладога к тому времени превратилась в зависимый от Новгорода городок, которому и в голову бы не пришло «качать права» на основе своего старшинства.

А как же называлось Рюриково в момент его основания? Ведь нынешнее название городища появилось лишь в 19-м столетии, когда археологам так хотелось отыскать материальные свидетельства пребывания Рюрика на нашей земле, и оно, конечно, чисто условное. С 12-го столетия, когда Новгород как таковой уже расцветает, Рюриково городище начинает регулярно упоминаться в летописях под названием «Городище». Обычно «городище» - место, покинутое людьми. Здесь – уникальный случай, когда так называется действующее поселение, резиденция князя. Ну а прежде?

Можно предположить, что в пору своего основания Рюриково городище называлось просто Город. В анналах викингов нынешнюю Россию часто называют Гардарика, Страна Городов. Или – страна Города? Поскольку Рюриково явно было первым объектом такого рода на Восточно-европейской равнине, можно предположить, что слово, придуманное первоначально как имя собственное, «Город», то есть Огороженное Поселение, стало впоследствии нарицательным именем для всех огороженных поселений вообще. С этой точки зрения, вдумайтесь в нюанс: возможно, Новгород – не «Новый город», а «Новый Город».

Есть другая точка зрения, будто подлинное имя Рюрикова городища – Холмгард. Дескать, исконное финско-славянское поселение на месте будущего замка Рюрика называлось Холмогород, то есть «город на холме», отсюда искаженное старошведское Холмгард. Однако, это нелепо, поскольку «холм-» не имеет никакого отношения к славянскому «холму. Это - старошведское holm=остров, и название «Холмград» надо понимать как «город-на-острове». Поскольку Рюриково городище – не на острове, сие к нему неприменимо. Зато название хорошо подходит к собственно Новгороду, кремль которого как раз находится на острове.

Другая версия о первоначальном названии города базируется на арабских источниках, которые в 9-м столетии упоминают город Слава или Салау. Безусловно, так могли называть свою родину славяне-сакалиба, служившие наемниками в Арабском халифате, но вот что именно так именовали Городище и варяги – очень сомнительно.

Держава Рюрика. Так или иначе, в 862 году Город стал центром первого на севере Восточной Европы государственного образования, которое часто называют Норманнская Русь, не замечая тавтологии. Ее границы хорошо очерчиваются по летописям. Это Ладога, Белоозеро, Полоцк, Ростов, Муром. Территория громадная, и вся она подчинялась Городу, который ныне даже и разглядеть-то трудно.

После того, как Рюрик сел в «Новгороде», то есть на Рюриковом городище, он, вероятно, нарушил договор и предпринял несколько недружественных шагов против местной славянской элиты. Во всяком случае, в 867 году, как свидетельствует Никоновская летопись, он казнил некоего Вадима Храброго, и многие соратники казненного бежали в Киев. Что касается внешней политики, Рюрик, согласно одним источникам, правил мирно, «не имея ни с кем войны», согласно другим – напротив, развязал повсюду войны. Последнее более верно: Аскольд и Дир, его люди, в 862 году отправились завоевывать Киев, покорили его, отложились от патрона, и даже совершили набег на Полоцк, принадлежавший Рюрику.

Рюрик был женат на норвежке, которая родила ему сына Игоря. Великий князь Рюрик, как именуют его летописи, скончался в 879 году, когда Игорь был еще совсем маленьким. Власть над огромной державой принял Олег, который приходился Рюрику, видимо, братом жены (летопись называет его «князем Норвежским»), и стал при малолетнем Игоре чем-то вроде регента. Но Олег, похоже, считал себя правителем более высокого ранга, нежели просто регент. Его устойчивый эпитет Вещий свидетельствует, что он был также жрецом традиционного варяжского культа. Деяния Олега соответствуют его славе: именно он подчинил Киев в 882 году, создав феномен, который мы называем Киевском Русью. Придя в Киев, он застал там известных нам уже сепаратистов Аскольда и Дира, и обоих убил. Далее, он превращает Киев в свою столицу, после чего Рюриково становится рядовым городком. Олег сажает туда своего наместника, и накладывает на него ежегодную дань в 300 гривен, что и выполнялось «новгородцами» до смерти Ярослава Мудрого. С той поры «Новгород» надолго исчезает со страниц летописи. Видимо, жизнь на Городище поугасла: археологи фиксируют провал в культурных слоях Городища с конца 10-го века по конец 11-го.

Материальная культура Рюрикова городища. Что же представляло из себя Рюриково городище в свой самый блистательный час, от Рюрика до Олега? Исходя из современных воззрений на формирование древнерусского города, вряд ли можно сомневаться, что Рюриково – это «замок», центр сбора дани. Сюда приносили материальные ценности, и здесь их складировали. Здесь велся учет и контроль. Тут, и для охраны собранного, и для обеспечения лояльности населения, находился вооруженный отряд. Конечно, сюда подтягивались и купцы, и ремесленники, рассчитывавшие получить от местных богатеев заказ, тут же на месте его выполнить и разжиться деньгами.

Понятно, что замок должен быть укреплен, и, что поразительно, эти укрепления недавно обнаружены археологически. В слоях 9-го века археологи обнаружили деревянные конструкции древнейшей из сохранившихся на Руси крепости (рисунок 14). Это – городни, то есть клети, которые наполняли землей, и погружали в тело вала, чтобы они могли удержать на себе деревянные стены собственно крепости. Напомним, что непосредственно в Новгороде именно в такой манере сооружен вал древнейшего детинца. Но крепость в Рюриково – еще древнее. В культурном слое, на котором стоят городни, не найдено никаких находок, он стерилен. Поскольку на остатках городней, судя по данным дендрохронологии, сооружается хлебная печь не позднее 889 года, вот, стало быть, верхняя дата существования крепости. Помимо дендрохронологии, крепость датирована по обнаруженной в одном слое с бревнами бронзовой монете 839 года. К сожалению, в публикациях мне не попадалось описания этой монеты. Скорее всего, речь идет об азиатском фельсе.

Крепость существовала недолго, и почему была разрушена – Бог ведает. Если сопоставить дату «889» с другой, 882-м годом, когда, как мы знаем, Олег покинул Городище, то вот, пожалуй, и ответ. Части крепости после реставрации и консервации собираются выставить в музее деревянного зодчества в Витославицах. Пока их там нет, но дубовые бревна уже перевезены из Рюрикова городища в Новгород для изучения. Археологи жаловались, что бревна, окаменев, стали тяжелыми, как железо: например, метровый кусок бревна весит 300 кг. Побывав на городище, мы не застали уже не только бревен древнейшей крепости, но даже не различили, где их отрыли: котлован засыпан.

Когда говорят о материальном облике Городища, прежде всего акцентируют внимание на его скандинавских чертах. Действительно, число скандинавских находок на Рюриковом не меньше, чем в самой Скандинавии, а некоторые предметы, происходящие с Рюрикова, по сохранности и редкости превосходят шведские образцы (рисунок 15). Верно и то, что Рюриково по структуре близко к протогородам (викам) Скандинавии. Однако, по большому счету, Городище – поселение все-таки «сугубо восточноевропейское, и отличается от скандинавской модели» (Е. Носов). Городище состоит из двух частей: крепости на вершине холма и примыкавшего к ней неукрепленного посада. В классическом «вике» мы не видим посада, не видим земледельческой ауры: это чисто военные поселки. Структура Городища обусловлена его административными функциями, которые начисто отсутствовали в «виках». Не просто военное дело и торговля, а управление огромной территорией – вот была задача Городища.

Знать и дружинники оставили в слоях городища предметы «повседневной роскоши». Это прежде всего застежки для плащей, которые называются фибулами, разных типов, амулеты с молоточком Тора, бога скандинавов, магические подвески с руническими знаками, и даже серебряная фигурка Валькирии (знал ли об этом Вагнер?) Дружинников и прочих знатных людей из Скандинавии сопровождали простые шведы: совсем недавно на Городище впервые за всю историю раскопок нашли фрагменты скандинавского лепного сосуда. Им вряд ли могли пользоваться князья: скорее их челядь.

О деятельности купцов красноречиво говорят предметы, привезенные практически со всего культурного мира. Схема понятна: меха, воск и другие сырьевые ресурсы, которые сносились сюда в качестве дани, прямо обменивались на предметы роскоши у торговых людей. Обнаружены византийские монеты, монеты Арабского халифата, в том числе три клада, иностранные бусы, и даже такие лакомства, как грецкие орехи. Купцам принадлежали и обнаруженные в изобилии детали весов с гирьками. Весы были необходимым атрибутом тогдашнего купечества: серебряные монеты шли на вес, а для более мелких расчетов их произвольно разрезали или даже разламывали. Чтобы не запутаться в счете дирхемов поштучно, проще было бросить на чашку весов горсть и целых монет, и их обломков, и узнать, сколько в этом всем серебра.

Ремесленники не чурались ставить на городище и возле него настоящие производственные комплексы. У знати могло спонтанно возникнуть желание быстро получить ту или иную вещь, или нужную в хозяйстве, или просто копию понравившейся («как у соседа»). С другой стороны, вещи, например, оружие, ломались, и все это надо было чинить. Так что заказы исполнялись оперативно, и за оплатой дело не стояло. Сложно сказать, кем по национальности были мастера, но вот хлебопечением почти наверняка занимались славяне. Они же задавали моду домостроительства, возводя укрепления и жилые постройки так, как привыкли, из бревен. Гипотезу о западном происхождении славян Рюрикова городища подтверждает находка единственного пока лепного сосуда, характерного именно для западных славян. Были на Городище и финно-угры; хотя характерных финно-угорских изделий мало, но они все-таки есть, например, гребень с резной спинкой прибалтийско-финского типа 9-11 вв, и даже сюльгама, до боли знакомая каждому, кто имел дело с древностями Поволжья. Среди ремесленников могли быть и очень экзотичные для России товарищи, как, например, англичане: найдена поясная накладка, аналогии которой – только в Англии. Конечно, может, ее просто сюда завезли, или на Городище прибыл какой-то рыцарь из Англии? Но не исключено, что ее сделал по образцу английский мастер. О пребывании на Городище мастера-литейщика из Западной Швеции или Норвегии можно говорить точно: найдена формочка из мыльного камня для отливки бронзовых или серебряных брусков, а такой камень добывают только в Скандинавии (это – вообще вторая находка мыльного камня на Руси, первая – из Гнездова).

Быть может, Городище породило и любимейшую сказку про Бабу Ягу, дом которой окружен был шестами с водруженными на них черепами. Такие шесты с конскими головами окружали одну из раскопанных на Городище усадеб. Скорее всего, это был языческий храм, хотя такие обереги могли стоять и вокруг жилого дома.

Только одно странно на Рюриковом: его обитатели, кажется, не умирали. Кладбища найти так и не удалось. Вполне возможно, что у скандинавов было какое-то другое, удаленное от города, место последнего упокоения. На Нередицком холме (см. ниже) есть сопка-курган, в котором, вероятно, погребен варяг (курган не раскопан, но рядом – кладбище, правда, более позднее, без скандинавских находок, 11-12 вв). На самом Городище, кажется, тоже был могильник, но говорит о нем только одно косвенное свидетельство: в распаханном слое найдена скандинавская женская фибула «в функциональном положении», со следами ткани, то есть, видимо, из погребения.

Скандинавская древность Городища стала забываться довольно скоро. От 1114 года, времени княжения Мстислава, сохранилось уникальное свидетельство «Повести временных лет». Автор «Повести» говорит, что, будучи в Ладоге, насобирал «глазки стеклянные, и маленькие, и крупные, проверченные», «более ста, все различные». Местные рассказали автору, что они собирают такие «глазки» и в Ладоге, и подле Волхова, где их «выплескивает вода». Аборигены думали, что такие глазки – из северных стран подле Урала, а там они якобы падают из тучи во время грозы. На самом деле, это были всего лишь стеклянные бусы 9-10 веков, которые маркируют поселения варягов. Этот рассказ показывает, что к 1114 году материальные свидетельства жизни варягов были уже скорее фольклорными, «археологическими» объектами, чем воспоминаниями о реальных событиях. Разительный контраст с отношением к прошлому показывают все-таки русские и греки; последние умудрились даже отыскать могилу Зевса, не говоря уж о том, что места подвигов Геракла еще в античности стали объектами своеобразного «археологического туризма».

Много позже, когда Новгород стал столицей огромной республики, в 13-м столетии, территория древнейшей фискальной области вокруг Рюрикова городища еще выделялась – причем именно в фискальном отношении. В приписке 13 века к «Уставу о мостех» перечисляются тигожане, коломляне, нередичане, вережане, питьбляне, которые несут повинности особого рода; географически эти волости концентрируются вокруг Рюрикова, очерчивая границы области, которая непосредственно кормила Городище.

От Олега до Ивана Грозного. Итак, в 882 году Городище превращается из столицы огромного государства в резиденцию провинциального наместника. Летопись практически перестает упоминать «Новгород» - Рюриково: тогдашним «журналистам» просто не о чем было писать, да и в археологической летописи 10-й век зияет провалом (правда, В. Янин в одной своей работе пишет, что «заметное затишье» на Городище фиксируется лишь с начала 11-го века, но это, вероятно, ошибка). Ранние слои, «до Олега», от поздних, связанных с восстановлением резиденции в половине 11 в, отделяет слой стерильной глины толщиной от 30 до 80 см.

Тем временем постепенно появляется собственно Новгород. Именно постепенно – он кристаллизуется из конгломерата деревень в течение всего 10-го столетия. Кристаллизуется не в последнюю очередь потому, что вожди племенного союза «словене – кривичи – меря», как верит В. Янин, решили поселиться поближе к Городищу, чтобы противостоять произволу варяжских наместников, сменивших связанных договором князей. Позже, во времена Ярослава Мудрого, княжеская администрация села в Новгороде, на так называемом «Ярославовом дворище». В. Янин справедливо акцентирует, что Городище не было полностью заброшено даже в этот период. Хотя активность на нем сильно сократилась, в 1102 году князь Мстислав строит здесь большую церковь Благовещения, а княжеский архив, судя по печатям, хранится на Городище с конца 11-го века.

В 1136 году вече не только прогнало из Новгорода князя Всеволода, но вовсе запретило князьям жить в Новгороде и владеть там какой-то собственностью. С этого года князья переезжают на Городище. В. Янин противоречит сам себе, когда говорит, что «никакого выселения княжеской резиденции из Новгорода на Городище в 1136 году не было», и в то же время несколькими строками ниже пишет, что с этого момента княжеская резиденция на Ярославовом дворище «не является больше основной». Да, князья сохранили на некоторое время за собой право появляться на Дворище, но жить они отныне должны были на Городище.

Удалившись по воле новгородцев на Городище, князья не поставили там никаких укреплений, зато превратили Городище в административный, чиновничий центр. Теперь в центре Городища возвышается княжеский дворец, к которому примыкает сложный комплекс административных, жилых и ремесленных построек. Ремесленники продолжали ютиться подле князя, готовые выполнять его прихоти.

Исключительное место в структуре Городища должны были занимать чиновничьи дворы. Князь каждый день издавал или принимал какие-то документы. Они складывались в архив. Буквально несколько лет назад доказано, что на Городище архивы были и у частных лиц из числа ближайшего княжеского окружения. Эта традиция существует уже в 12 в; найденный единственный пока частный архив, во всяком случае, содержал печати, а стало быть, и утраченные ныне документы конца 11 – 12 вв.

Из этой массы «бумаг» до нас ничего не дошло, но сохранились свинцовые печати, которые подвешивались к ним (рисунок 16). Волхов выносит их прямо на берег, где их сотнями собирали еще в 19-м столетии, да и сейчас эти бесценные находки иногда попадаются. Именно по находкам из Рюрикова городища собрана львиная доля российской коллекции сфрагистического материала. Последней находкой, которую активно комментировали СМИ, стала печать князя Владимира Мономаха (жил в 1053-1125, с 1113 года – князь киевский). Собственно, ничего особо сенсационного в этой находке нет: Мономах контролировал практически всю Восточно-европейскую равнину, и неудивительно, что сюда, в государство, ему не принадлежащее, но пограничное, пришло от него какое-то письмо. Но журналисты, что называется, «прицепились» к громкому имени. Гораздо большей сенсацией стало обнаружение несколько лет назад первой берестяной грамоты. То, что Новгород – просто Клондайк «белых книг», знают все, а вот на городище почва песчаная, и в ней органика не сохраняется. Но одному кусочку бересты повезло. Судя по условиям находки, грамота датируется первой половиной 12-го века. Собственно, это обрывок. На одной стороне – слова «вдал бы князю…», что великий человек, г-н Янин, успел атрибутировать как упоминание сына Владимира Мономаха, Мстислава. Очевидно, по почерку. Потом этот кусочек бересты использовали еще один раз – на другой стороне кто-то кому-то дает ценный совет непременно купить сарай для сена. Видимо, дешево продавался.

Помимо сараев, люди с Городища торговали более экзотическими объектами. Недавно археологи нашли череп обезьяны – из слоя 12-го века. Установлено, что обезьяна родилась где-то на Гибралтаре, и была, очевидно, привезена в подарок новгородскому князю кем-то из купцов.

В 13-м столетии активность на Городище понемногу замирает, поскольку падает роль и место князей, которых приглашал к себе Новгород. Однако, институт княжеской власти никто не отменял, князь был, а значит, где-то жил. Так что резиденция на Городище, хотя и превращалась все более в «путевой дворец», должна была сохранять по крайней мере внешний блеск.

До конца не ясно, какую роль выполняло Городище в монгольскую эпоху. Можно осторожно предположить, что здесь могли останавливаться монгольские послы, которые приходили, например, за данью, или по другим делам. На эту мысль наводит обнаружение на Городище в 1995 году монгольской бляшки для крепления сабли к поясу. «Наличие подобной бляшки в материалах Городища – резиденции новгородских князей, свидетельствует о присутствии здесь представителей золотоордынской администрации», - пишут Е. Носов и другие авторы раскопок, напоминая, что прежде на Городище найдено два монгольских срезня – стрелы, что составляет ровно половину всех новгородских находок такого рода. Можно вспомнить эпизоды 1257-1259 гг, когда монгольские численники довольно долго пребывали в Новгороде, а в 1259-м даже прибегли к защите Александра Невского от взбунтовавшегося народа, то есть так или иначе должны были явиться на Городище, а может, и спрятаться там.

В 1385 году посланники Дмитрия Донского, прибыв просить у Новгорода черный бор (чрезвычайную дань), остановились на Городище, куда к ним на переговоры прибыли городские власти.

В пору феодальной войны середины 15-го века Городищу могли бы вновь понадобиться крепостные стены, однако их так и не возвели. Дмитрий Шемяка, Галицкий князь, соперник своего двоюродного брата Василия Темного, не раз занимал московский стол, а после того, как его прогоняли, возвращался в Новгород, где его благоразумно селили в отдалении, на Городище. В конце концов Василий, которого Шемяка ослепил, подослал к нему на Городище некоего Стефана Брадатого, который его отравил. Шемяку похоронили в Юрьевом монастыре (см. ниже) неподалеку от Городища.

Наконец, от 1444 года есть письмо польского короля Казимира, который выражает готовность прислать своего наместника «на Городище». О пребывании тут иностранных купцов, или, по крайней мере, предметов роскоши, которые они привозили, свидетельствует находка, которую посчастливилось сделать мне в те краткие минуты, что гулял я по берегу Волхова. Это – штемпель на стеклянной бутылке европейского производства (рисунок 17). Почти такие же штемпели я видел в Коломенском музее, где они происходят из слоев 15-16 вв. Вероятно, бутылка была сделана в Англии или в Швеции, хотя в отечественной археологической литературе практически нет публикаций таких штемпелей; поиски по сайтам западных «бутылочников» также не дали точной аналогии.

Последними князьями, которые останавливались на Рюриковом городище, были москвичи – Иван III и Иван IV. Грозный, явившись для «вскрытия измены» Новгорода, устроил на Городище погром, в частности, уничтожил архив; документы просто выбросили в грязь; только печати, о которых мы уже говорили, от них и остались. Подробнее о трагедии, развернувшейся тогда на Городище, вы прочитаете в главе, посвященной истории собственно Новгорода.

После присоединения Новгорода к Москве традиционные для новгородского государства институты власти разрушаются. Полноту контроля берет на себя московский наместник. Он располагается непосредственно в городе. Уже Иван III заявляет свои права на Ярославово дворище как на землю, принадлежавшую его родственникам («Рюриковичи мы…»), где и размещает своего наместника, впоследствии переехавшего в детинец-кремль. Городище приходит в упадок. На топографических картах 18 века мы видим здесь небольшую пережиточную деревеньку (в которой, видимо, обитали потомки ремесленников и прочей княжеской «обслуги») под названием «Городище». Остатки этой деревни, как уже говорилось, есть и до сих пор.

Самые поздние находки (которые, кстати, попадаются практически в каждом раскопочном сезоне) – новгородские и тверские пула, то есть медные монеты 15-16 веках, что говорит о заселении этого места относительно бедным людом. Более состоятельные оставили серебряные денежки Ивана III, Василия III, Ивана IV. Недавно на Городище была сделана очень редкая находка – пражский грош. Она сильно потерта, но шагающий чешский лев хорошо различим. Автор публикации считает, что монета чеканена скорее всего от имени Вацлава IV (1378-1419), но монеты от его имени выпускались и после смерти государя, до 1547. Считается, что пражские гроши в большом количестве проникали на территорию Руси, где централизованно переплавлялись на серебро, но скорее всего городищенская находка связана с визитом на Рюриково человека из Чехии в 15-16 вв.

Таков конец, немного грустный, но закономерный, первой собственно русской столицы в Восточной Европе. В завершение расскажу о том, что видит глаз на поверхности земли. Верный законам нашей страны, я не собирал на Городище ничего, кроме упомянутого стеклянного клейма, и то в опасении, что без моего участия оно бы погибло.

Конечно, больше всего здесь валяется керамики – сотни и тысячи фрагментов. Совсем ранней, лепной керамики мало: мне попалось буквально три-четыре фрагмента, в том числе часть крышечки, и небольшой фрагмент тулова с орнаментом из косо падающих «бусин», но этот сосуд, вероятно, уже раннекруговой. Зато классическая керамика Новгорода представлена в полном объеме. Много домонгольской (до 13-го века) керамики, с грубым тестом, но обильными узорами в виде волны в сочетании с полосами и отдельными вмятинами. В 13-м веке в Новгороде начинают делать более тонко отмученную глину, а в 14-м возникают сосуды с четким упором под крышку. Есть некоторое количество поздних новгородских образцов 15-го века, и немало раннемосковской продукции 16-го столетия. А вот керамики точно 17-го века почти нет. После белоглиняной «грозненского» времени сразу начинается поливная петровского. Очевидно, в 17-м столетии Городище переживало глубокий упадок. А поздней керамики - какое-то безумное количество, 18-20 веков, которая безошибочно узнается по поливе. Попадаются как фрагменты «крестьянской роскошной» посуды (типа того, что выставлено в ресторанах «Елки-Палки»), так и действительно хорошие фаянсовые образцы, сделавшие бы честь даже культурному слою поздней Москвы.

Кроме керамики, повсюду разбросано немало стеклянных ложновитых браслетов домонгольского времени. Бросается в глаза, что, по сравнению с другими памятниками, много свидетельств ремесла: постоянно встречается керамика со следами плавленого стекла на стенках (видимо, литейные формы для жидкого стекла), а также много металлического шлака. Попалась одно костяное лощило для керамики. Думаю, что к 16-му столетию или чуть позже относится необычный кирпич с белой обмазкой, неровного прожига. Из таких кирпичей могли строить на Городище служебные здания (архивы, «путевые дворцы») в финальный этап существования резиденции. Вообще же «сокровищ», о которых «черные археологи» любят рассказывать молодым, побуждая их покупать металлоискатели, и тем самым имея процент от их продажи, здесь вовсе нет, и нечего сюда ездить, памятник бомбить. Половинка железного кольца, да простой, железный же, в полтора оборота браслет из тонкой проволоки, видимо, поздний – вот все, что из «индивидуальных находок» лежало на поверхности. Я оставил это на камушке возле раскопа в надежде на скорый приезд коллег.

Деятельность князей по обустройству резиденции скоро выплеснулась за пределы Городища. Князья рассматривали обширную территорию вокруг него как свою собственность, и, вероятно, имели на это юридические обоснования, как это видно из дарственной на село Витославлицы, расположенное на другом берегу Волхова. Начнем, пожалуй, с простого вопроса – где первые, языческие князья, как то Рюрик или Олег, отправляли свои религиозные потребности? В самом Городище? Наверняка. Однако поблизости от Городища есть место, которое может претендовать на роль крупного культового центра. Речь – о святилище Перынь. Перынь. Это - урочище, расположенное на острове. До Перыни лучше

Карта окрестностей Рюрикова Городища. Кликните, чтобы увеличить.

добираться либо с экскурсией (что вообще-то нежелательно, учитывая профессиональный уровень большинства экскурсоводов), либо не экономя на такси. Мы попытались дойти до Перыни пешком. Это имело некоторый смысл, потому что, пересекая распаханное поле перед урочищем, мы неожиданно наткнулись на явные признаки древнего селища в виде осколков керамики. Селище, после знакомства с литературой, оказалось знаменитым поселением Прость, не раз копанным. Остатки подобных селищ, на которых в 12-15 вв жили рыболовы, во множестве обнаружены в окрестностях Перыни.

Прость находится напротив Перыни, в 300 метрах от нее (рисунок 18). Древнее название села неизвестно, но река Прость, впадающая в Волхов южнее Перыни, сохраняет свое очень древнее название. Обычно «прость» расшифровывают как «прямой путь» - эта река и в самом деле не слишком петляет. В этом селище видят племенной центр ильменских словен. Фрагменты керамики эпохи раннего металла перемешаны с лепной керамикой 8-10 вв. Открытие на поселении керамики 8 века исследователи считают важнейшим достижением: это доказывает, что в окрестностях будущего Новгорода славяне появляются хоть и чуть-чуть, но все-таки раньше викингов. Дома на Прости были наземными, с печами. Потом, когда они обваливались в собственные подвалы, и все это запахивалось, на поверхности от них остались характерные пятна. Погребение рубежа 11-12 веков - одно из редких кладбищ этого времени. Археологи сетуют, что Прость и подобные ему памятники на пашенных полях засорены осколками керамики вплоть до 20 века: вместе с навозом из деревень на поля попадали и остатки горшков. Действительно, попытавшись собрать на паханом поле осколки видимой тут и там керамики, мы тут же с досадой увидели, что львиная доля – это поливные горшки 18-20 вв и фаянс, а также пузатые бутыли из зеленого стекла. Однако, нам попалось и несколько более ранних фрагментов (рисунок 19, слева направо). К 16-му столетию принадлежат горшки из толстой белой глины, которая появляется в этом регионе, не имеющем своих белых глин, только после московского завоевания. Более ранними (14-15 вв) скорее всего являются два фрагмента из традиционной для Новгорода красноватой глины, но с качественными отощителями, входящими в моду с конца 13-го века. Наконец, совсем ранним, но вряд ли лепным, может оказаться фрагмент «баночного» сосуда из красной глины с грубыми отощителями. Такие сосуды можно условно датировать 11-12 веками. Таким образом, никаких особо ранних материалов мы на этом знаменитом месте не обнаружили.

От селища до Перыни оставались считанные сотни метров. Однако, по мере приближения к урочищу мы поняли, что сама природа тщательно отделила светское от сакрального: поле понемногу превратилось в болото, да такое серьезное, что нам пришлось свернуть на торную тропу, и, сделав широкий крюк, попасть в урочище, лишь «понеся значительные потери в живой силе и технике». Обратно из Перыни удалось выбраться, попросив таксиста, который с клиентом отправлялся в город, вызвать коллегу по рации, что он и сделал. Машина была на месте минут через 20.

Слово «Перынь» происходит от имени языческого бога Перуна. Хотя «Перун» - первое, что всплывает в памяти, когда заговорят о славянском язычестве, на самом деле этот бог чужд славянам, и его культ привнесен именно варягами. Ближайшие ему аналогии прослеживаются у балтских народов, как, например, литовский бог Перкунас, которого литовцы, скорее всего, заимствовали оттуда же. Культ Перуна активно внедрялся варяжскими князьями, поскольку он был их личным покровителем, но так и не прижился в славянской среде, потому что Перуна не удалось вписать в пантеон исконно восточноевропейских богов. Так, Перун отвечал за гром и молнии, то есть служил аналогом Зевса, но исконно у славян этим заведовал Волос, которому после прихода варягов пришлось потесниться на роль «скотьего бога», и даже стать подземным в угоду Перуну. Собственно, только князь Владимир Креститель в дохристианский период своей жизни сделал Перуна главным в пантеоне (980 год), поставив его кумир в Киеве, но абсурдность затеи вскоре стала очевидна даже ему.

Очевидно, в Перыни культ Перуна имел более крепкие корни, поскольку именно сюда варяги ходили молиться со своего Городища. В популярной литературе написано, что святилище основано дядей Владимира Крестителя, Добрыней, в начале 980-х гг. Думаю, это случилось намного раньше, еще при Рюрике. Более того, уверен, что Перун не был первым небожителем, поселившимся в урочище. Мне представляется несомненным, что варяги, прибыв в этот край, нашли в Перыни древнее святилище местного балтского и финского бога. Раскопки это косвенно подтверждают. Так, раскрытые ими остатки святилища в своем основании несут как бы начинку одной из так называемых новгородских сопок, иные из которых, как доказано совсем недавно, были не погребениями, а храмами. Вероятно, это древнейшее святилище было посвящено богу «Волхову» (так гласит поздняя легенда), который выглядел как змей. Местные легенды изобилуют рассказами о змееподобном существе, который до прихода христианства обитал в урочище. Культ змея очень характерен для дославянского населения Восточно-Европейской равнины. Доходило до того, что в домах жили, как сейчас кошки, беззлобные змеи (ужи), которых прикармливали и которым поклонялись.

Как показали археологи, собственно варяжское святилище имело форму цветка с 8-ю лепестками (диаметр – 7 метров; рисунок 20). В каждом из лепестков горел ритуальный костер, а в том лепестке, что обращен к Волхову, он горел постоянно, о чем с осуждением упоминают наши летописи (рисунок 21). В центре стояла деревянная статуя Перуна и жертвенник. Жертвенник был круглым, сложенным из булыги. Наверное, было очень красиво, хотя и немного дико. Все вместе это называлось «капище», от слова «капь» = «идол».

Как говорилось выше, в 980-х годах Добрыня «основал», а на самом деле, обновил это капище после того, как, с уходом Олега, оно простояло полузаброшенным. В 989 году, когда крестили Новгород, идол Перуна стоял себе в урочище, и тот же Добрыня идол срубил, и пустили вплавь по Волхову. Говорят, что, проплывая под мостом, который соединяет новгородский кремль и Ярославово дворище, идол ожил, бросил на мост палицу, что была у него в руках, и предрек: на этом мосту будут постоянные драки. Что и случилось – именно тут лучшие люди «концов», то есть районов, в период республики решали свои разногласия на кулаках. Мост жив и поныне. Другая легенда говорит, что идол пристал к берегу, но некий новгородец, не без скрытой жалости, оттолкнул его назад в воду, сказав – «ты, Перунище, ел и пил, так плыви себе спокойно дальше».

Новгород крестил и идола помогал рубить Иоаким Корсунянин (из Корсуни, то есть Херсона), который вместо него поставил в урочище (995 год) деревянный храм Богородицы, простоявший около 200 лет. Вероятно, в те же годы или несколько позднее основан был монастырь, правда, впервые упоминается он только в 1386 году, в связи с тем, что новгородцы сами его сожгли при приближении войска Дмитрия Донского. Но к тому времени в урочище давно возвышалась каменная церковь Богородицы, возведенная в 1230-е годы и уцелевшая поныне (рисунки 22, 23, 24).

После «самосожжения» монастырь быстро восстановился. Известно, что в 1528 году в нем сооружается деревянная церковь Троицы, не дошедшая до наших дней. Как и все обители Новгородчины, Перынский скит сильно пострадал во время оккупации региона шведами в 1611-1617 годы, которые и сожгли церковь Троицы. Сразу после отхода шведов источники упоминают в скиту всего одного старца Максима, у которого из имущества только крест да пять книг. В 1634 году обитель приписали к Юрьеву монастырю. Поскольку в 1820-1830 годы Юрьев монастырь переживает период подъема (в результате которого лишается многих старинных памятников), то же происходит и в Перынском скиту, где, к счастью, до храма Богородицы руки не дошли, зато рядом строятся кирпичные здания для монахов, некоторые из которых сработаны даже со вкусом (рисунок 25). Меньше повезло скиту в советское время, когда на острове работала сначала рыболовецкая артель, а потом турбаза. Храм Рождества Богородицы очень хорош, компактен, красив по-старинному, но литературы про него очень мало, так что остается всего лишь им наслаждаться.

Экскурсию в Перынь - очень рекомендую. Сосновая роща, растущая на острове, считается реликтовой (рисунок 26). Приятно просто побродить по урочищу, посмотреть на гладь огромного озера, полюбоваться на Юрьев монастырь, который отсюда виден как на ладони (рисунок 27), побеседовать со священником из скита, молодым продвинутым человеком, который не будет читать мораль, а расскажет, как умеет, об истории этого места и подарит нехитрую брошюру. Право, подобные люди среди священников – большая редкость, так что не стоит пренебрегать и такой возможностью.

Юрьев монастырь. Когда на Городище пришло новое, христианское поколение князей, им опять понадобились культовые объекты, поскольку небольшой монастырь в сравнительно отдаленной от Городища Перыни не мог, конечно, удовлетворить их амбиций, да и языческое прошлое над ним довлело. Софийский же собор в Новгородском кремле, старый княжеский храм, принадлежал теперь архиепископам. Князья попытались строить в самом Новгороде, возведя амбициозный храм Николы на Ярославовом дворище (1113 год), и миниатюрные, неподалеку от него, церкви Ивана на Опоках (1127) и Успения на Торгу (1135). Но эти храмы заложены всего за несколько лет до изгнания князей из Новгорода, после чего вопрос о культовой резиденции встал во весь рост.

Строили на Городище. Раскопки там дали фундаменты в общей сложности шести каменных и деревянных церквей. К сожалению, они настолько основательно разрушены, что случайный посетитель не увидит на городище ни единого целого камня. Но на Городище было тесно. Поэтому князья стали искать площадку неподалеку. Выбор пал на место, где еще в 1030 году Ярослав Мудрый основал небольшой монастырь. Теперь, в пору правления Всеволода Мстиславича, его решено было «расширить и углубить». Он и расположен удобно - на противоположном берегу Волхова (рисунок 28), аккурат напротив Рюрикова, защищая переправу из Городища через Волхов, и путь на загородную «дачу» князей в деревне Ракомо на берегу Ильменя.

Имя монастыря объясняется из православного имени Ярослава Мудрого – Георгий, то есть Юрий. Первые постройки монастыря, еще времени Ярослава Мудрого, в том числе Георгиевский собор, были деревянными, а сам он небольшим, но из летописей мы знаем, что в 1092 году монастырь расширили.

Первое, за что взялись князья – за переделку Георгиевского собора. В 1119 году князь Всеволод ставит на месте деревянного храма сооружение, которое по своим размерам могло соперничать только со Святой Софией; это – и тоска по утраченному, и зримое свидетельство громадных ресурсов, которые находились в руках князей (рисунки 29, 30, 31, 32). Строил храм зодчий Петр – древнейший случай, когда нам известно имя строителя. Говорят, что Петр был славянином, учившимся у греков, и прибыл в Новгород с артелью из Киева. Собор возведен из чередующихся слоев волховского известняка и керамической плинфы, камни скрепляла цемянка (смесь извести и толченого кирпича), а также деревянные конструкции, уложенные в толщу стен (рисунок 33). Строители не стремились скрыть неровности стены, лишь едва покрыв ее розоватой цемянкой, а, поскольку эта особенность сохранилась до нашего времени, сооружение ощутимо воспринимается как «древнее», что утрачено, например, в Софийском соборе в Новгороде. Как это было принято в княжеских соборах, в Георгиевском храме есть «второй этаж», или скорее балкон, с которого князь и его приближенные могли наблюдать за службой.

Храм расписан в 1030 году, в год завершения строительства (возводился он долго). Хотя в целом сооружение хорошо сохранилось до наших дней, его нынешняя роспись – поздняя (начало 20-го века), древняя же осталась во фрагментах. Старинные фрески особенно пострадали во время «реставрации» в 1820-е годы, когда их сбили со стены и сбросили на пол, и они под чугунным полом пролежали, дожидаясь настоящих реставраторов. Судя по жалким остаткам, фрески выполнены были в киевской школе. Некоторые фрагменты живописи 12 века можно видеть в куполе башни, а также на стенах лестничной башни. Там же реставраторы разглядели и граффити, среди которых – упоминание посещения собора князем Мстиславом. В нишах апсид и в нише южной стены в 30-е годы открыты три композиции: Богоматерь с Младенцем, Спас на убрусе, и Вседержитель.

С конца 12-го столетия в соборе хоронят князей, а также избранных посадников. В 1198 году здесь погребли двух сыновей князя Ярослава Владимировича, в 1233 году – Федора, брата Александра Невского, умершего юным, а в 1244 – их с Александром мать, княгиню Ефросинию (перед кончиной она стала инокиней в Юрьевом монастыре). В 1453 году в соборе хоронят мятежного, отравленного Шемяку, о котором мы говорили выше. Из «простых посадников» в соборе положен, например, Мирошка (+1203), который пробыл в заложниках у князя Всеволода III два года и тем самым, как отмечал тогдашний летописец, «пострадал за Новгород». В 1207 году рядом с ним погребли его сына Дмитра, снискавшего непопулярность в городе из-за неудачной финансовой реформы. От физической расправы Дмитра спасло только то, что он погиб под Владимиром, помогая тамошнему князю управиться со своим рязанским коллегой. И то - тело Дмитра хотели было сбросить в Волхов. В соборе похоронен и посадник Семен (+1230), погибший в результате бунта. Трудно отделаться от впечатления, что тут нашли последнее пристанище посадники, так или иначе оппозиционно настроенные к вечу, и, стало быть, угодные князьям. Хоронили в соборе до 18-го века и собственно церковных иерархов. Перечисленные захоронения вскрыты в 30-е годы и с разной степенью надежности атрибутированы, но обнаруженный тогда богатый археологический материал погиб по время последней войны (с 1941 по 1944 монастырь находился по сути на линии фронта).

Когда эпоха князей окончательно ушла в прошлое, монастырь все равно сохранил свое исключительное положение, подчиняясь теперь властям республики. Его называли даже иногда «лаврой», очевидно, в противовес таковым в Киеве и под Москвой. Монастырем руководил архимандрит, других обителей со столь высоким статусом в республике не было. Положение обители сохранилось и после подчинения Новгорода Москве. Правда, Иван III отнял у монастыря часть поместий, а его настоятеля отправил на костер «за ересь», однако, присланный князем из Москвы итальянский архитектор Аристотель поставил мост через Волхов от монастыря на Городище, которое еще сохраняло свое значение резиденции (об облике этого моста и его судьбе ничего не известно). Сын Василия, Иван Грозный распорядился вывезти из храма особо чтимую икону Благовещения, которая хранилась в Успенском соборе в Кремле как «трофей», а ныне переместилась в Третьяковку (там ее можно отыскать, спросив про икону «Устюжское Благовещение», как она ошибочно называется). Видимо, тогда же из храма в Москву ушло Евангелие, ныне сохраняющееся в запасниках ГИМа как «Юрьевское», написанное незадолго до 1128 года.

В 1611-1617 годах обитель была оккупирована шведами. Храм оказался без крыши, все вокруг было капитально разграблено. В 1614 году, рыская по храму в поисках сокровищ, шведы наткнулись на мощи, как они думали, князя Федора Ярославича, брата Александра Невского, которые сохранились так хорошо, что грабители просто поставили покойника к стене, и он стоял, как живой человек. На самом деле это было тело Дмитрия Шемяки - очевидно, когда его отравили, то применили вещество, обладающее мумифицирующим действием.

После ужасов шведского погрома монастырю удалось быстро оправиться. Сирийский путешественник Павел Аллепский, посетивший монастырь вскоре после Смутного времени, говорит о Георгиевском соборе, что он «благолепный, большой, просторный, радующий душу», а сам монастырь – «величественный и красивый». Хуже шведа подрубило монастырь построение Санкт-Петербурга с новыми блестящими святынями, куда и переместилась духовная (точнее, тогда уже бездуховная) жизнь региона. Однако, в 19-м веке значение монастыря удалось восстановить, и здесь производят множество необдуманных перестроек, искажающих его исторический облик.

Сегодня монастырь возвращен церкви, поэтому посетителя постоянно тормозят таблички «проход закрыт». Тем не менее, монастырь красив и сегодня. Помимо Георгиевского собора, прочие сооружения монастыря созданы в 18-19-м веках. Точных сведений о времени построения каменной стены вокруг монастыря со встроенными в нее башенками-церквями мне разыскать не удалось, известно лишь, что строить ее начали уже в 17-м столетии, а завершили на исходе 18-го (рисунок 34). У стены – редкая особенность: боевой ход заложен камнем; видимо, это сделано для того, чтобы хранить в стене припасы, поскольку насчет оборонного ее значения в 18-19 веках никто не обольщался. Одна из «башен» - это церковь Неопалимой Купины (рисунок 35). В стену встроен и Крестовоздвиженский собор, очень красивый, созданный в 18-м веке и перестроенный в 1823 году (рисунок 36). Принято восхищаться колокольней, которая также составляет часть «фортификации» (1838-1841; рисунок 37, на котором также видна одна из угловых башен): это и в самом деле неплохая высотная доминанта, в архитектурном же плане, на мой вкус, стандарт. К 1838-1841 гг относятся и келейные корпуса, частично встроенные в стену, а частично разбросанные по территории. Один из корпусов, выходящий на озеро, выстроен в итальянском духе, похож на замок, и чрезвычайно хорош (рисунок 38). Словом, в монастыре есть что посмотреть, а возле монастыря, на пляже, можно отдохнуть.

К ограде монастыря примыкает музей деревянного зодчества, и в частности выразительная мельница, возле которой – обширные выходы керамики, связанные именно с Юрьевым монастырем. Керамика – поздненовгородская (15-го века примерно), явно отсутствует керамика 16-го века, что говорит об упадке хозяйственной деятельности в это время, зато многочисленны и выразительны фрагменты 17-го столетия (см. рисунок внизу, слева направо: 15-й век, 17-й век).

Церковь Благовещения на Городище. Не забывали князья строить и на самом Городище. Церковь Благовещения (рисунки 39-46), ныне стоящая разрушенной (виновата Вторая мировая война), была, после Софии Новгородской, второй каменной постройкой в регионе. Ее выстроил в 1103 году сын Владимира Мономаха, новгородский князь Мстислав Владимирович, который к тому времени уже понимал, что пора потихоньку перебираться из неспокойного Новгорода на Городище. Однако, руины, печально глядящие на вас, лишь частично принадлежат 12-му веку: церковь капитально перестроена в золотую пору новгородского зодчества, в 1342-1343 годах архиепископом Василием по приказу князя Симеона Гордого. Показательно, что в 14 веке на Городище строят архиепископы, то есть владыки Новгородской республики, хотя и по указанию князя, но – своей, архиепископской артелью, да и приказ князя скорее формальность. Храм был перестроен настолько, что стены старой церкви имеют независимую ориентацию относительно новой.

До, а тем более после перестройки храм Благовещения был одной из самых больших построек «монгольской» Руси. Его внушительные размеры подчеркивали значение храма «как общегородской постройки на княжеской резиденции» (Вл. Седов). Как и в других памятников этой поры, мы видим заимствования из кирпичной готики Ганзы и Ливонии, а также черты смоленской архитектуры, что связано, скорее всего, не с приглашением смоленской артели, как традиционно считается, а с сознательным экспериментаторством и поиском нового стиля (рисунок 47 – церковь Благовещения, фото начала 20-го века).

Хотя летописи ничего не говорят о росписи «старого и нового» храмов, расписаны были оба: раскопками найдены фрагменты фресок, явно разбивающихся на две группы: около 1103 и около 1343. Однако, в обоих случаях речь идет о ничтожных остатках.

Фатальная перестройка постигла храм в 1797. В 1806 построена была паперть с пределом Сретения, колокольня, и все это еще раз перестраивалось в 1882 г.

Рядом с храмом Благовещения на Городище, в 1103 году появляется деревянная церковь Николы, перестроенная в 1191 году также в дереве. В это время князья больше не хотели вести каменное строительство даже в своей резиденции, потому что новгородское вече окончательно «разбушевалось», и князя могли выгнать не только из города, но даже вовсе за пределы страны; зачем тогда тратиться на камень?

Церковь Спаса на Нередице (название происходит от Нередицкого холма) - памятник мирового уровня. Она расположилась примерно в полукилометре от Городища, на простом огороде, на окраине села (рисунок 48). Как убедительно показал В. Янин, храм в своем деревянном облике основан в 1140-1170-е гг одним из князей, христианское имя которого было «Иван» (к сожалению, в это время таких князей было несколько). Каменное сооружение заложено летом 1198 года князем Ярославом Владимировичем. Может быть, архитектора звали Нестор, поскольку в храме была фреска с изображением св. Нестора, сопряженная с фреской св. Елисея, посвященной художнику (см. ниже). Храм небольшой – если мерить его линейкой, но, по личному моему ощущению, он, стоящий посреди поля, рядом с деревенскими домами, кажется пронзительно грандиозным. Несколько позже возле церкви возникает монастырь, от которого, однако, ничего не сохранилось. Как и известный резной храм в Юрьеве Польском, церковь Спаса стала лебединой песней целой эпохи новгородского зодчества. В Юрьеве строительная традиция прервалась после монгольского нашествия, положившего конец бесконтрольному использованию труда булгарских мастеров. Здесь же, в Нередице, перед нами - последнее сооружение неповторимого княжеского стиля (рисунки 49, 50 – элементы, показывающие строительные особенности храма).

Уже в 1199 году храм расписан. Как показал все тот же В. Янин, раскопавший усадьбу иконописца Олисея Гречина, скорее всего, над росписью работал именно Гречин (об усадьбе которого на Троицком раскопе мы поговорим в свое время). С ним, правда, был еще один мастер, и, определяя, какие именно фрески написал Гречин, а какие его коллега, г-н Янин, как мне показалось, окончательно запутывает вопрос. В годы войны храм разрушили практически до основания. «Коробку» удалось восстановить так, что даже самый придирчивый глаз не заметит новодела (рисунок 51 – вид храма до войны), а вот фресками приходится любоваться только в альбомах (рисунки 52, 52А, 52В).

Этой фразой до самого последнего времени заканчивали свой рассказ путеводители. Уникальная находка лета 2003 года позволяет вывести линию повествования из минора. При реставрации церкви археологи обнаружили в нише три корзины, набитые остатками фресок. Эти корзины забыли в 1948 году, когда спасали то немногое, что уцелело. Несколько таких корзин с мелкими обломками поступило таки в Новгородский музей, а три, с самыми крупными фрагментами, остались замурованными. Теперь мы имеем около 6 квадратных метров новых фрагментов росписи (рисунок 53), и сможем, вероятно, после реставрации, восстановить более-менее приличный ее кусок.

Как во всяком княжеском храме, в Спасе хоронили представителей правящего рода. В сезон 2001 года там открыта гробница новгородского князя Афанасия Даниловича (брата Ивана Калиты), похороненного в церкви в 1322 году. После всех артобстрелов, гробница и сами останки сохранились на удивление хорошо, там были даже частицы княжеского одеяния. Князя торжественно перезахоронили.

Как уже говорилось, некогда храм входил в систему небольшого монастыря. Кое-что от него все-таки осталось. Именно, на огородах, окружающих храм, тут и там видны фрагменты керамики, иногда довольно крупные. Договорившись с владельцами одного огорода, нам удалось за несколько минут собрать небольшую коллекцию, дабы понять, в какие именно периоды функционировал монастырь (см. рисунок внизу, слева направо).

Наиболее интересные и выразительные находки – крупный фрагмент тулова крымской амфоры (домонгольское время), и фрагмент орнаментированного ранненовгородского сосуда 11-13 вв. К чуть более позднему времени (14-15 вв), видимо, принадлежат фрагмент «кубышки», украшенной продольными полосами, и скупо декорированное горло кувшина. Вообще, рядовой материал 12-15 вв довольно обилен. Но особенно много керамики 16-го века из белой глины (на рисунке не показана). А вот керамики 17-го столетия нет. Не значит ли это, что монастырь пострадал в бурных событиях Смутного времени, и именно тогда прекратил существование?

Сельская округа Городища. Музей народного деревянного зодчества Витославлицы, конечно, не относится к комплексу Рюрикова городища, но сама деревня Витославлицы – типичная деревня в окрестностях Городища. Сегодня, когда идешь по бескрайним и местами унылым полям возле Рюрикова, как-то даже не доходит до сознания, что местность вокруг княжеской резиденции была, конечно же, густо заселена.

Деревня Витославлицы существовала с 11 по 19 века. В начале 19-го века на территории бывшего села возникает усадьба графини А. Орловой-Чесменской, которая благоволила Юрьему монастырю, вот и поселилась рядом. Она соорудила несколько каменных сооружений и разбила регулярный парк. Почти все это погибло в войну, остались лишь классицистический особняк и флигель. Название «Орловская мыза» держалось до 1930-х годов.

На окраине деревни, на берегу озера Мячино, с 12-го века, если не ранее, стоял Пантелеймонов монастырь, остатки каменных сооружений которого помечены на карте музея-заповедника. В натуре они практически не проявляются (рисунки 54, 55), разве что внимательный глаз замечает какие-то холмики, но кажется, недавно здесь были какие-то раскопки, во всяком случае, на обнаженном грунте еще можно собрать небольшую коллекцию керамики (см. рисунок ниже, слева направо).

Наиболее интересен, безусловно, фрагмент амфоры, наверное, домонгольского времени. За нею идет группа типично новгородской, красноглиняной, но не очень древней посуды (судя по орнаменту и отощителям, это – 13-15 века). А после – большая группа московской белоглиняной керамики 16-го века, и даже такой уникум, как местное подражание московской «лощенке» 17-го века, отличающееся от оригинала более красным цветом глины. Как видно из этих данных, монастырь равномерно функционировать примерно с 12-го века до 17-го, после чего, наверное, захирел. Недаром (см. ниже) в начале 19-го века его пришлось восстанавливать.

Когда основан монастырь? Историки отказываются ответить на тот вопрос – все, кроме В. Янина. Вон полагает, что знаменитая грамота 1134 года, в которой великий князь Изяслав Мстиславич передал Витославлицы Пантелеймонову монастырю вместе с другими деревнями, Ушково и Прости, есть также грамота об основании монастыря. Дата, впрочем, отсутствует в самой грамоте, и выведена В. Яниным на основании допущений, которые могут как показаться остроумными, так и оказаться произвольными. Историк пишет, что Изяслав особо почитал Пантелеймона, и в битве 1151 года сражался в шлеме с изображением этого святого. Неудивительно: ведь «Пантелеймон» было христианским именем Изяслава, о чем говорят и его печати.

Деревянная церковь Пантелеймонова монастыря в 1207 году сменилась каменной. Когда разрушен монастырь, и вообще, какова его история – об этом на редкость мало сведений. Даже в фундаментальном справочнике, изданном до революции, «Монастыри России», говорится лишь то, что вы уже знаете, да еще, что церковь монастыря возрождена стараниями одного мецената в 1811 году, а после еще раз в 1878 году.

Неподалеку от Пантелеймонова монастыря лежал знаменитый Межевой камень, но лет 30 назад его смыл паводок. Он упоминается уже в грамоте 1134 года. Он располагался на берегу Волхова, у устья Княжьего ручья, вытекающего из озера Мячина. На нем высечен крест. Такие камни обычно ставили по границам владений, а имя ручья говорит, что тут проходили рубежи княжеский владений (см. статью В. Янина в списке литературы, где обсуждается вопрос, владели ли вообще князья землями в Новгородской республике). Молва говорила, что камень появился благодаря одному из деяний архиепископа Иоанна.

Кроме этого монастыря, источники упоминают располагавшиеся вокруг него Благовещенский и Аркажский монастыри. От Благовещенского монастыря (тот, что «на Поле», обязательно уточнил бы новгородец, в «трех поприщах от города»), прекрасно сохранилась церковь Благовещения на Мячине (1179 год; рисунки 56, 57, 58), ныне стоящая посреди не слишком древнего кладбища. Монастырь основали по легендарным источникам, братья Григорий и Иоанн в 1170 году, по другим, более достоверным – тоже братья, но Иоанн и Гавриил, причем Иоанн был в ранге архиепископа. Легенда говорит, что идея поставить монастырь пришла братьям, когда скончались их родители, и братья увидели, что досталось им много имущества. Они возвели деревянную церковь, сделали вокруг нее ограду и все, что полагается, а в 1179 году решили перестроить храм в камне. Строили это солидное, приземистое каменное сооружение 70 дней. Когда возведена была церковь «до плеч», братья увидели, что денег не хватает, и «застыдились», говорит старинная повесть. После молитв к Богородице явился им наяву конь, убранный дорогими попонами, с притороченными сумками, полными серебра и золота, стоявший у монастырской ограды. Братья взяли деньги, возблагодарили Богородицу, и завершили строительство, а после стали монахами в этом же монастыре. Церковь расписана в 1189 году. Перестройки 14-го столетия и 1682-1684 году мало исказили ее исконный облик (рисунки 59, 60), а внутри и сейчас можно рассмотреть фрески 12-го века (фрагменты, в основном в алтарной части), правда, чтобы это сделать, надо туда попасть, а сие непросто, поскольку церковь постоянно закрыта. В 1180 году в монастыре поставлена была еще и каменная церковь Богоявления, но до нашего времени она не сохранилась. Сегодня иногда церковь Благовещения называют Аркажской, но это неверно: в состав Аркажского монастыря она, естественно, не входила, а называют ее так потому, что ближе всего к ней – деревня Аркажи.

Аркажский монастырь ныне полностью уничтожен. Каменный крест из него (13 век) вложен в стену Владимирской башни Новгородского кремля. Считается, что обитель основал в 1135 году игумен, св. Аркадий (+1162), впоследствии епископ Новгорода. До 1158 Аркадий был игуменом этой обители. В 1153 году он соорудил там деревянную церковь Успения, которая была в 1188-1189 годах перестроена в камне неким Симеоном Дыбаевичем (по другим данным, это сделал сам Аркадий, который, правда, к тому времени уже вроде бы и умер). В 1206 году другой посадник возводит там еще одну каменную церковь, во имя Симеона, на монастырских воротах. Наконец, в 1395 году люди также из посадской среды возводят храм во имя Чуда Архистратига Михаила, законченный в 1407. Но эти храмы не дошли даже до 18-го века. В 1764 году монастырь упразднили, а храм Успения обратили в приходской. В 1772 году ее приписали к Благовещенскому монастырю (см. выше), а затем – к Клопскому. В монастыре сохранялась до 19-го столетия могила посадника Твердислава Михалковича, принявшего здесь иночество в 1221 году. Мне неизвестно, что разрушило монастырь, война или большевики. Недавние раскопки обнаружили остатки Аркажского монастыря, но никаких подробностей о том я также не знаю.

Собственно музей. Но вернемся непосредственно в Витославлицы. К 20-му веку село уже не существовало. Даже его название постепенно забывалось. В 1964 году здесь основан музей деревянного зодчества. Из всех музеев под открытым небом, которые мне случалось видеть, этому, безусловно, может составить конкуренцию только музей в Киеве.

Создатели музея постарались сделать так, чтобы человек, который в него попал, смог бы проникнуться духом деревянного Новгорода. Дерево для наших предков было важнее камня, но мы вынуждены сегодня любоваться в основном каменными постройками. В 1960-е годы, когда создавался музей, были споры, и некоторые говорили, что памятники деревенского зодчества надо оставить, как есть, на своих местах. То, что тогда не перевезли в музей – все погибло. Сам же музей создан так, чтобы имитировать подлинную деревню. Конечно, полной имитации быть не может: не было в реальных деревнях такого количества церквей. Однако, что смогли – то сделали.

Церкви. Среди церковных памятников доминирует, безусловно, церковь Рождества Богородицы из села Передки (до 1531 года, рисунки 61, 62, 63). Страшно подумать, что цельное деревянное сооружение уцелело с 16-го века! Ни в каком другом музее, безусловно, вы такого не увидите. Конечно, она перестраивалась и в 17-м, и в 19-м, и в начале 20-го века, но план постройки и декор сохранился практически в неприкосновенности. Ненамного моложе церковь Успения из села Никулино (1599, рисунок 64), также перестраивалась в 17-19 веках. Она, однако, проще – состоит из клетей – и отражает физиономию массовой культовой застройки новгородских деревень. Такие церкви-избы без счета стояли по всей республике. Стоящая рядом с ними грандиозная церковь Николы из села Высокий Остров их намного моложе – построена она, вероятно, в 1767 году (рисунки 65, 66). Возведена, как принято говорить у специалистов по архитектуре, «кораблем». Несколько на отшибе расположилась церковь Троицы из Реконьской пустыни, возведенная в 1672-1676 годах, паперть с крыльцом пристроена к ней в 19-м столетии (рисунок 67).

Другие крупные культовые сооружения находятся в противоположной части музея, как раз там, где остатки Пантелеймонова монастыря. Это прежде всего высокая и стройная церковь Успения из села Курицко 1595 года с приделом Параскевы Пятницы – древнейшая сохранившаяся шатровая постройка (рисунок 68). Еще до переезда в музей трижды меняла свое положение и значительно перестраивалась, но сохранила шарм. К ней примыкает церковь Николы из деревни Тухоля 1688 года, построенная по знакомому нам принципу разновеликих клетей (рисунок 69). В стороне стоит большая церковь Николы из деревни Мякишево 1642 года (рисунки 70, 71). У нее пятистенный алтарь, обширная трапезная, и закрытая галерея.

Рядом с ней находится обложенная как бы аутентичной оградой из булыжников часовня из деревни Малышево 18-го столетия (рисунок 72). Практически в центре музея стоит часовня из деревни Кашира также 18-го столетия (рисунки 73, 74), настолько крупная и красивая, что напоминает больше храм, а на «левой» (если стоять спиной ко входу) окраине музея – ее полная противоположность, небольшая и скромная часовня из деревни Гарь 1698 года (рисунок 75), больше похожая на сарай, но тем в большей степени веет от нее энергетикой, тем, что старушки называют «намоленностью».

Избы. Иные избы дадут фору культовым постройкам – так богаты и хороши. В центре музея располагается изба Туницкого из деревни Пырищи, возведенная в 1870-1890-х гг (рисунки 76, 77). Рядом с ней стоит изба Екимовой из деревни Рышево, 1882 год, а между ними симпатичный амбар конца 19-го столетия. Чуть левее можно разглядеть «журавля» - колодец так распространенного на русском Севере типа (рисунок 78). Я был маленьким, когда видел (середина 70-х), как мужики ставили такого журавля в глухой деревеньке Нижегородской области. Ох, и матерились же они! Напротив «улицы» стоит изба Царевой (первая половина 19-го столетия) и изба Шкипарева (1880-е годы; рисунок 79). Вот, собственно, все жилые постройки: они сгруппированы так, чтобы дать понятие об облике типичной «деревни».

Хозяйственные постройки. Традиционно ими пренебрегают – но только профаны. Народ вкладывал в создание амбаров и прочих сараев столько умения, что даже само слово «сарай» заимствовано нами у татар, у которых оно значит «дворец» (тут, правда, не обошлось без народной иронии). Начнем с «левого» конца музея. Кузница из деревни Спас-Писконец возведена, вероятно, в начале 20-го века, но следует древним образцам. Кузнецы старались ставить свои предприятия по окраинам деревень, чтобы не вызвать ненароком пожар. У народа и они сами, и их заведения пользовались почитанием, смешанным со страхом – считалось, что кузнец водится с нечистым, иначе откуда его почти сакральные знания? Гумно с ригой (начало 20 века) расположено неподалеку, как и житница из деревни Лямцино конца 19-го века. Гумно – помещение, или просто открытое пространство, для складирования только что собранного зерна и его обмолота. Назначение риги такое же: это, собственно, молотильный сарай. Житница – хлебный склад, от слова «жито», только что обмолоченное зерно. Другая житница из деревни Борихино поставлена была в начале 20 в. Неброские амбары (без датировки) притулились возле шатровой церкви Успения. Все это – постройки скромные, но поистине колоссальный восторг вызывает почти приткнувшаяся к Юрьеву монастырю мельница из деревни Ладощина начала 20 века (рисунки 80, 81, 82). Если ее «правильно» сфотографировать, она будет напоминать какое-то инопланетное насекомое, или лунный пейзаж. Мастерство обработки дерева достигло тут, на мой взгляд, истинных высот, причем мастерство это дивным образом сочетается с функциональностью.

Рядом с этими народными шедеврами несколько «исторически нелепо» смотрятся уцелевшие после войны остатки усадьбы г-жи Орловой, не представляющие архитектурного интереса, однако, содержащие в себе добротные этнографические экспозиции, которые надо непременно посетить.

Евгений Арсюхин,

Наталия Андрианова,

май 2003 - октябрь 2004

Литература

1. Сборники "Новгород и Новгородская земля". Издаются ежегодно в Великом Новгороде. В каждом томе содержатся одна или больше статей о новых открытиях на Рюриковом Городище. Приобрести можно только в Новгороде, зато продаются практически повсюду, и сразу за несколько лет.

2. В. Янин. Средневековый Новгород. М. 2004. Сборник слабо переработанных статей г-на Янина за много лет. Информации о Рюриковом городище немного, зато она концептуальная для этого автора.

3. Р. Скрынников. "Трагедия Новгорода". М, 1994. Поскольку на Рюриковом Городище вершился опричный суд, книга является лучшим сточником информации по позднему этапу жизни Рюрикова Городища.

4. Статья о Рюриковом Городище на сайте Института истории материальной культуры. Оттуда же заимствованы некоторые картинки.

5. А. Кирпичников. Сказание о призвании варягов - легенды и действительность.

6. Карта Юрьева монастыря и рассказ о нем взяты отсюда.