Рисунок 1. Руины являются путнику неожиданно.

Рисунок 2. Черепицы и вправду тонны.

Рисунок 3.

Рисунок 4

Рисунок 5

Рисунок 6. Виды руин.

Рисунок 7. Подпорки - слева.

Рисунок 8. План храма - по раскопкам свердловских археологов.

Рисунок 9. Храм в поселке Фуна в Крыму X-XIII вв. Как мне кажется, аналогия нашему.

Рисунок 10. Калиптеры.

Рисунок 11. Бортики черепицы из Лоо в сравнении с классификацией Якобсона.

Рисунок 12. Черепица с граффити и отпечатками пальцев.

Рисунок 13. Хаотичные граффити из Крыма.

Рисунок 14. Плинфа.

Рисунок 15. Горлышко с клеймом. 13-15 вв.

Рисунок 16. Клеймо из Крыма.

Рисунок 17. Черепок с отломанной ручкой.

Рисунок 18. Камень - с рисунком?

Рисунок 19. Два оселка слева - из Лоо, далее направо один из Турции, крайний справа - из Подмосковья.

Рисунок 20. Браслет - общий вид и детали.

Рисунок 21. Сопло горна с трех ракурсов.

Рисунок 22. Литейная форма.

Рисунок 23. Торговые связи в Причерноморье в 10-13 вв.

 

 

 

 

 

НО НЕ КУРИТСЯ УЖ НАД НИМ

КАДИЛЬНИЦ ДЫМ

Храм защищал своих прихожан, даже когда смолкли молитвы в его стенах

Мне было всего 18 лет, когда в 1988 году я приехал отдохнуть в поселок Лоо, что чуть севернее Сочи. Уже тогда я, едва поступивший на факультет журналистики, активно интересовался историей, и перед поездкой лазил по доступной мне тогда литературе, чтобы узнать, нет ли в окрестностей поселка каких-либо памятников старины. Справочники молчали. Однако же, местная газета оказалась искушеннее справочников: уже через несколько дней мне на глаза попалась статья, в которой говорилось, что в горах находится византийская базилика. Местные жители, прочитав статью, вспомнили, что да, есть такая, и вот я по дороге, которая ведет прямо от моря вверх, взбираюсь к вершинам, минуя чащи, повинуясь извивам старой – сразу видно – колеи. По сторонам то лес, то плантации чая. Под кроной векового дерева стоит стол, пируют трое “грузин”. Я поздоровался, они ответили тем же. Я спросил про базилику, они указали рукой куда-то вверх. Наконец, поднявшись на 200 метров над уровнем моря (и удалившись от него на 2 километра), я неожиданно вижу руины в глухих зарослях (рисунок 1). Солнце клонилось к закату, море вдали – внизу – нестерпимо сверкало. Значит, храм был виден и кораблям, подходившим к берегу. Ученые установили, что в древности он был облицован белокаменными плитами, и в вечерние часы сверкал, как факел, и видели его километров за 30.

Мне навстречу выбегает собака, потом показываются двое молодых парней с лопатами.

- Что роете?

Они не знают точно:

- Храм старинный. Мы тут в археологической экспедиции.

- Посмотреть, походить можно?

- На здоровье.

- А керамику пособирать? – мой глаз уже приметил тонны битой черепицы, лежавшей то аккуратными кучками – там, где ее вынули из раскопа, то полузарытую в грунт, еще не тронутую лопатой (рисунок 2).

- Собирай. Вот тебе презент.

И парни кинули мне, как они сказали, горло амфоры. Что это оказалось на самом деле – узнаете позже. Парни занялись своим, а я вдоволь нагулялся на руинах (рисунки 3, 4, 5, 6), посидел под стеной храма, готовой рухнуть – ее, высокую, метра три, придерживали подпорки (рисунок 7), собрал, что валялось под ногами. Лишь через много лет, открыв журнал “Известия Уральского университета”, я узнал, что встретился с участниками первой и единственной археологической экспедиции из Свердловска, которая работала там уже год, потом, после моего отъезда, еще несколько сезонов. В газете было написано, что цель раскопок – полностью восстановить храм. В новейшем (2001 год) Перечне археологических памятников Краснодарского края о храме в Лоо сказано лаконично: “Византийский храм. XIV-XV век. Не используется. Предполагается: водить экскурсии”.

Когда я принес черепки в дом, где жил (а приехал я в Лоо дикарем), хозяйка, местная русская, очень их испугалась – я мыл, помню, их под шлангом, а она попросила меня не оставлять их сушиться на ночь во дворе – “а то вдруг заговорят…”

Откуда взялась базилика в горах Кавказа

Христианство пришло на восточное побережье Черного моря рано. Есть церковное предание, что уже в 40-х годах I в AD апостолы Андрей и Симон проповедовали в греческих городах, разместившихся в редких на этом берегу бухтах, и аланам, абхазам, зикхам. Многие уверовали. Правда это или нет? Путь сюда был недалек, однако же, на всем, что связано с именем Андрея Первозванного, лежит некая печать сомнения: а все из-за сообщения русской летописи о проповеди этого апостола в Киеве и в Новгороде – в последнем он даже парился в бане. Оставим Новгород славистам. О Кавказе же сообщают источники вполне аутентичные: Ориген, Евсевий Памфил, епископ Тирский Дорофей (III-IV века). Писатель V века Епифаний Кипрский даже сообщает такие подробности: мол, Андрей оставил Симона в Себастополисе=Сухуми (греко-римский город километрах в ста южнее Лоо), сам пошел в Зикхию, то есть в те самые горы, где позже был воздвигнут наш храм. Зикхи хотели убить Андрея, но, увидев его нищету, пощадили. От Епифания этот рассказ попал и в православные Четьи-Минеи.

На мой взгляд, это очень ценная подробность, подтверждающая истину рассказа. Действительно, племена восточного побережья были известны неумеренным разбойничаньем. Так, античные авторы – Геродот, Аристотель, Страбон, Дионисий – называют обитателей этих скал гениохами, и в их устах это – синоним пиратов. Аристотель был уверен, что они людоеды. Страбон: “живут они морским разбоем, для чего имеют небольшие, узкие и легкие ладьи, вмещающие около 25 и редко могущие принять 30 человек; эллины называют их камарами... Выходя в море на своих камарах и нападая то на грузовые суда, то на какую-нибудь местность и даже город, они господствуют на море". Царь Боспора (мощного государства километрах в двухстах на север) в IV веке до РХ очистил море от гениохов, так что – снова Страбон – его благодарили "не только в своем царстве, но почти во всей вселенной, так как торговцы повсюду разнесли молву о его великодушии". Таким образом, здесь жили грабежом. Увидев, что с Андрея взять было нечего, его отпустили.

Когда Андрей побывал на приморском Кавказе, там уже давно обосновались греки – но лишь в некоторых пунктах, у самого берега, и жили они очень неспокойно и бедно, а некоторое время позже к ним присоединились и римляне. Ни один из этих городов, за исключением Диоскуриады, и то очень недолго, не чеканили даже свою монету. Однако же, археологи находят здесь вещи из Средиземноморья, Ирана, а также остатки мощных крепостей, в которых сидели то римляне, то – пираты.

А что же христианство? Как считают некоторые западные исследователи, после миссии Андрея его распространяли местные евреи, которые постоянно ездили в Палестину. Благодаря им, или проповеди апостола, библейские (причем и ветхозаветные) легенды вошли в мифологию народов западного Кавказа, причем в самый ранний ее пласт, что говорит – гениохи знакомились с Библией, когда находились еще в состоянии варварства. Конечно, евреи насаждали и иудаизм, откуда, как полагают, его почерпнули позже хазары. Получается, эти негостеприимные берега стали крестильной купелью двух великих этносов – хазарского и кавказского – но в разные религии.

Настоящим же, однако, культуртрегером можно назвать византийского императора Юстиниана (первая половина VI века), который, если верить историку Прокопию и его сочинению “О постройках”, возвел повсюду, в том числе и в этих краях, крепости и храмы. Адыги твердо взяли христианство именно от Юстиниана, а греки исправно поставляли сюда священников. Впрочем, имя епископа зикхов Домиана фигурирует среди участников Константинопольского собора еще в 526 году, то есть до мероприятий Юстиниана.

С VI по VIII века Византия пыталась удержать это побережье, как и прочие области Причерноморья, под своим прямым влиянием, но постепенно утрачивала позиции и на Боспоре, и в Крыму (до самого конца, то есть до нашествия монголов в XIII веке ей подчинялся только Херсон), так что в середине VIII века Константинополь вынужден был признать независимое Абхазское царство. Постройка храма в Лоо относится именно к мероприятиям царей Абхазии, так что называть храм “византийской базиликой”, строго говоря, и нельзя – если, конечно, где-то в глубине не прячутся следы самого раннего, возведенного еще Юстинианом, храма.

Такие ранние храмы на самом деле есть. В VI веке воздвигнут храм в Адлере, варварски уничтоженный строителями канализации в 1954 году – а там были фрески, и пол, покрытый мозаикой. Кроме храма в Лоо – абхазского периода – есть руины в Хосте, Лесном, Каштанах, на горе Ахун, под горой Ефрем, всего 9. Все они жмутся к побережью, хотя казалось бы – цари Абхазии были хозяевами своей земли, и могли строить, где хотели. Но самый далекий от берега храм в Глубоком Яру окружен крепостной стеной – то ли его превратили в крепость позже, то ли местные язычники были так воинственны и независимы, что не слушались даже собственного царя.

В 978 году умирает бездетный царь Абхазии Феодосий Слепой, и эта страна объединяется с Грузией, где тогда правил Баграт Багратиони, родственник Слепца. Вскоре в Грузии начинается культурный бум. XII-XIII века – это Давид Строитель, который возводил храмы и у себя, и на побережье. Это царица Тамара, которая несла христианство адыгам, и те ее за это очень любили, и воспели в своих легендах. Священники, служившие в храме в Лоо, подчинялись грузинской церкви. Кроме грузин, сюда проникали и русские священники – из Тмутараканского княжества, воздвигнутого на развалинах античного Боспора. Но это эфемерное княжество быстро – в XI веке – распадается, а Русь отодвигает сферу своих интересов от Черного моря, и возвращается сюда лишь в XIX веке.

Уже в XIII веке, однако же, для христиан Лоо актуальней становится католичество. Итальянцы заселили Крым, и прислали к адыгам миссионера де-Лукка. Возможно, в это время в храме в Лоо служат по латинскому образцу: ведь, как говорят документы, местные князья приняли католиков с почтением. Неудивительно: итальянцы торговали рабами. За десяток дармоедов горский князь получал от итальянцев увесистый мешочек золота, а те везли живой товар в Константинополь, где превращали его в мешочек еще более увесистый. Позже этим же занимались здесь и турки. Итальянский дипломат писал, что здешние места стали для турок “рудником по добыванию рабов, которых везут наподобие скота в столицу и продают с публичного торга”.

Где католики – там и крестоносцы. Разграбив в 1204 году Константинополь, они появлялись и в окрестностях Лоо. От них горцы переняли некоторые приемы боя, моду и вооружение. Русские в XIX веке были поражены, когда, брав как трофей оружие горцев в ходе Кавказской войны, находили на клинках полустертые латинские надписи. Получается, оружие крестоносцев служило больше полутысячелетия.

Впрочем, клинки у горцев прижились, а вот христианство – все-таки нет. Святилища, где молились языческим богам, не перестают привлекать паломников до XIX века. Как считают, в XII веке, несмотря на усилия грузин и латинян, язычество берет свое. Георгий Победоносец превращается в Солнечного бога, Дева Мария – в богиню плодородия Мэрнэм.

А тут еще ислам. Вспомним: монголо-татары создали на Северном Кавказе один из своих мощных улусов, в XV веке эти места вошли в состав державы Тимура, потом на Черном море доминировала Турция. Все это были исламские государства. Впрочем, не прижился до конца здесь и Пророк. Вместо этого и ислам, и учение Христа, и вера предков смешались в некий коктейль, который и вкушали здешние гурманы до русской колонизации.

Храм как он есть

Но вернемся в наш храм, и в Лоо. Слово “Лоо” происходит от имени абазинского рода Лау или Лоу, который появился здесь в XIII-XIV веках. Так называется и речка, стекающая в море с гор – сегодня лишь грязный ручей, наполняющий утренний воздух невыносимым зловонием, пока не поднимется полуденный ветер. По речке до 1864 года жил народ убыхи, которые образовывали две общины, Ворданэ и Орданэ. На месте нынешнего курорта был аул Исмаила Баракая Дзэпша, который руководил убыхами в войне с русскими. Русские победили, Лоо стал нашим, но здесь долго не мог прижиться русский человек. Участки земли шли на благотворительных аукционах за копейки, а их владельцы не знали даже, где это – Сочи, Лоо… Но потом построили дорогу, и все наладилось.

Храм сложен из мощных известняковых блоков. Как уже говорилось, снаружи его облицовывал слой белого камня, яркого, как снег. Стены толстые – метр с лишним. Размеры храма – 21 метр на 12 с четвертью. В той газете было написано, что храм воздвигнут в VIII-IX веках. Это не совсем так: храм построен позже, то ли на закате независимости Абхазского царства, то ли уже под грузинским наблюдением. Во всяком случае, некоторые архитектурные тонкости заставляют искать аналогии не в окрестных памятниках, возводившихся абхазами, скажем, на Дамбае, а в Закавказье в XII-XIII веках. Есть сходство и с русскими, византийскими постройками – в Киеве, Крыму, Константинополе… Так что аналогии могут подчас подсказывать лишь то, что хочешь услышать.

Прямо на месте, где когда-то толпились молящиеся, сквозь фундамент пробились деревья. Им лет по 100-150. Северную стену, ту самую, что еще и сейчас поднимается к небу на 7 метров и которую держут подпорки, обвил плющ. Западная стена, апсиды, едва просматриваются. Южная стена рухнула наружу, на ее руинах я и сидел, наблюдая за полуголыми парнями с лопатами в руках. В храм можно было войти через три двери. Чтобы дать понятие об архитектуре, предоставим слово руководителю свердловской экспедиции г-же Овчинниковой:

“Это базиликального плана трехнефное, шестистолбное, с тремя апсидами культовое сооружение с выдвинутыми вперед остатками южного и западного притворов. В трех метрах от западной стены при раскопках был зафиксирован фундамент прямоугольного в плане башенного строения. В центре храма симметрично расположены четыре свободно стоящих столба, правда, сохранились лишь основания, составляющие квадрат в плане (3,5 х 3,5 м). Вероятно, это и есть опора купола. Средняя апсида несколько удлинена. Пол центральной апсиды поднят над уровнем пола центрального нефа на 0,25-0,30 м. Возвышение оформлено в виде бемы. Отрезки стен, разделяющие апсиды, представлены пилястрами. Обмерами установлено, что как внутренние, так и наружные пилястры соответствуют расположению внутренних столбов. Западная часть помещения отделена от основной парой столбов.” (рисунок 8 - план храма из работы г-жи Овчинниковой).

Извиняюсь за длинную цитату. Чтобы читатель понял, что скрывается за этими специальными архитектурными терминами, я сначала хотел сделать компьютерную реконструкцию храма, но потом просто подобрал фотографию сооружения аналогичной планировки – из числа сохранившихся (рисунок 9). Смотрите, таким был храм в Лоо.

В храме было темновато. Узкие окна (40 сантиметров) были к тому же застеклены – стекло толстое, темное, зеленое, как у современных бутылок, нашли археологи из Свердловска. Стекло исследовали в Питере, и пришли к выводу, что делали его в одной мастерской, хотя ясно видны две разные партии хрупкого товара, вышедшие хоть и из одного горна, но не одновременно. Ученые говорят, что такое стекло – византийской в принципе технологии – бытует в X-XII веках. Где его делали? Где делали ярко-красную черепицу, украшавшую храм и столь эффектно оттенявшую его белоснежные стены? Мне кажется, здесь же, возле храма. О доказательствах этого мы поговорим позже, когда речь пойдет о моих собственных находках.

Когда-то храм был украшен и белокаменной резьбой. Но – здесь есть загадка. Остатки декора нашли вмонтированными в стены. Значит, прежде здесь стоял еще более ранний храм, пышно украшенный, потом его перестроили – из тех же материалов, но попроще. Археологи считают, что тот, ранний храм воздвигнут в ХI веке, к XIII веку полностью разрушился, и уже в XIV столетии строители из того, что было, возводят стены, остатками коих мы можем сегодня любоваться. Говорят, что здание разрушилось из-за строительных недочетов: зодчие не учли, что здесь иногда “трясет”, вот храм и тряхнуло. Правда, если это были, как думают свердловские археологи, грузинские зодчие, их некомпетентность выглядит странно. Кто все же строил храм? Кто мог в XI веке возводить культовое здание в этих диких горах, знакомый с греческим зодчеством, но не искушенный в силе земных недр? Может, все же русские с Тмутаракани? Жаль, но для этого предположения оснований пока нет.

Итак, в XIV столетии остатки каменной резьбы, подобно простым кирпичам, оказываются в кладке. Грубо? Но вспомним, что это – век расцвета Золотой Орды. В Крыму, на Волге строили мечети. На Руси почти ничего не строили. А в Лоо – восстанавливали христианский храм. При том, что эта территория входила все же если не в состав Улуса Джучи, то в сферу его влияния. Странно, правда? Хотя, говорят, что христиан в то время на Кавказе было немало. Дагестанцы даже раскололись на христиан и язычников-“гази”, эти группировки воевали, причем христиане брали верх. Еще говорят, что именно в XIV веке строят и реставрируют храмы и в других регионах Кавказа, хотя данных об этом в литературе крайне мало.

Другая загадка. На одном из блоков археологи нашли граффити – процарапанную надпись. Г-жа Овчинникова, не публикуя, к сожалению, рисунок, пишет лишь, что это, возможно, были греческие буквы.

И на самой храмовой территории, и за его древней оградой оказалось множество могил. Это были простые погребения без инвентаря. Немые покойники лежали головой на запад, и ничто в их могилах не рассказывает о том, кем были эти люди при жизни.

Но мы знаем, что уже в XV веке храм перестает быть церковью. Он становится крепостью. На картах уже XIX столетия он обозначен как старая крепость. Крыша храма обрушилась, и ее уже не восстанавливали. Окна до предела замуровывают, оставляя лишь крохотный проем – лишь бы высунуть дуло. Заложили наглухо две двери – со стороны моря, откуда, видимо, и приходила опасность, оставив лишь северный вход. За стеной строят сторожевую башню – чтобы видеть, кто плывет по Черному морю. Прямо на поверхности археологи нашли (правда, я этого не видел) каменные ядра, гильзы, металлические предметы XV-XVII веков. Это было время расцвета турок. Им подчинялись здешние горцы, но – не теряя бдительности. Пользовались ли горцы храмом как крепостью в ходе последней своей войны за независимость, в середине XIX века – мы не знаем. С русскими сюда пришла тишина. Выросли деревья. Взвился плющ. В 1987 году здесь появились археологи. В 1988 году – я.

Что я нашел, и что нового говорят мои находки

Черепица

Черепицы в развалинах храма валяется очень много. Однако же, как я понял из краткого отчета свердловской экспедиции, она не была предметом специального исследования. Это объясняется, я полагаю, тем, что черепица вообще трудно поддается датировке. Я все же представлю здесь результаты своего краткого анализа.

Черепицу делали в длинных ящиках, на дно которых прибивали доску. Туда наваливали глину, дощечкой заравнивали верх после тщательной утрамбовки, вынимали, когда подсохнет, обжигали, и так получали готовый продукт. На черепицу часто наносили клейма, о смысле и характере которых археологи пока спорят. Впрочем, в комплексе из Лоо я не обнаружил ни одного клейма.

Мной собрано 7 фрагментов плоской черепицы и 4 фрагмента калиптеров, то есть полукруглых длинных желобков, которыми накрывали сверху стыки между черепицами (рисунок 10). Из 7 осколков – два бортика, профили которых считаются хоть и слабо, но датирующим признаком, три осколка нижнего (или верхнего) края, и два просто фрагмента откуда-то из центральной части черепицы. Сначала о бортиках (рисунок 11). Классификацию бортиков по средневековому крымскому материалу разработал еще в 50-е годы А. Якобсон. И хотя она была подвергнута справедливой критике и ныне признана устаревшей, все же лучшей никто не предложил. Высота единственного целого бортика из Лоо – чуть более 2 см, что меньше, чем в Крыму аналогичного периода. Профиль одного фрагмента более всего напоминает черепицу из Тепсеня 8-9 веков, но слишком серьезно к этой аналогии нельзя подходить. Профиль другого вообще не укладывается в крымскую классификацию. В Крыму края бортиков отклонены назад, а на нашем образце – вперед.

Что касается теста, то крымский материал делится на следующие группы:

1. Хорошо промешанная глина с примесью мелкого песка и известковых частиц. Светло-желтый ангоб, черепок красный или лиловый на изломе.

2. Тесто комковое, много шамота, ангоба нет. Черепок на изломе темно-красный или бурый.

Обе эти группы исследователи относят к 10-14 векам. Изучая черепицу из Лоо, мы видим, что она выполнена в совершенно иной традиции. Тесто всегда хорошо отмучено. Группы такие:

1. Темно-бурое тесто практически без примесей, на поверхности видна соль – глину месили полностью или частично на морской воде, а значит, мастерская стояла на побережье.

2. Тесто чуть более светлое и несколько хуже отмученное – встречаются незначительные примеси мелко толченой белой извести. Единственный образец – это верхний / нижний край черепицы, видны следы заравнивания дощечкой.

3. Глина того же цвета, что и у первых двух групп, многочисленные примеси извести, качество теста чуть хуже, покрыта бледно-желтым ангобом.

4. Бледно-бурое тесто, без примесей, чуть более светлое на изломе (неравномерный обжиг).

5. Кирпичного цвета, обжиг равномерный, изредка примеси шамота.

6. Ярко-алого цвета, с примесями крупного шамота.

7. Бледно желтого цвета, с ангобом ярко-красного цвета. Единственный образец – калиптер со следами формовки очевидно железным прутом с “ребрышками” с внутренней, вогнутой стороны.

8. Совсем бледное тесто, цвет сероватый, с многочисленными примесями и плохой лепки. Единственный образец – часть калиптера.

Как видим, налицо как минимум 8 групп керамики черепицы, что говорит о том, что наш комплекс – длительного сложения, формировавшийся на протяжении 300-400 лет. Очевидно, крыша храма ветшала частями, ее ремонтировали также по частям, старая черепица валялась тут же. Первая группа, наверное, действительно самая ранняя – если принять всерьез аналогию с крымским материалом по форме бортика, то ее можно отнести примерно к 8-9 векам. Это могло бы говорить о том, что храм построен позже, чем сочли свердловчане, но я приму этот факт без комментариев, как есть. Явно грубая керамика 8 группы – самая поздняя, вероятно, 15-17-го веков. Все прочие группы располагаются между этими полюсами, однако же, я пока затрудняюсь дать каждой группе хотя бы примерную датировку. Налицо, впрочем, что керамика Лоо эволюционировала от качественной, но простой темной глины без ангоба в 8-9 веках в развитые формы (ангоб, привлекательный яркий цвет) очевидно “золотого времени” расцвета храма (10-12 века), после чего наступил упадок, и квалификация ремесленников оставляла желать лучшего.

На керамике условно развитого этапа замечены технологические особенности, не отмеченные в Крыму: это орнаментированные бортики черепицы, сделанные, очевидно, с помощью веревки, наложенной на сырую глину. Все это, а также наблюдение над тестом и формой бортика, говорит за то, что вся черепица – местного производства.

На одном из черепков с таким орнаментированным бортиком обнаружены отпечатки пальцев и граффити, нанесенное по сырой глине (рисунок 12). Очевидно, пальцы принадлежат тому же человеку, который наносил граффити. Сам рисунок выглядит достаточно хаотично. Это несколько линий, выходящих из одной точки, кое-где пересеченные горизонтальными линиями. От расшифровки смысла я пока воздержусь. Такие граффити известны на черепице и посуде 12-13 веков из Северного Причерноморья. Я привожу аналогии – очень близкие – из работы украинского исследователя С. Зеленко, опубликовавшего закрытый комплекс из подводных раскопок у побережья Крыма (рисунок 13). Обычно исследователи никак не комментируют такие граффити, однако же, упорство, с которым их наносили, и сходство рисунка в разных регионах говорят за то, что здесь был некий смысл, неуловимый сегодня.

Плинфа

Среди собранных мною образцов керамики есть один, который я признаю за кусок плинфы, также обычной находки при раскопках на средневековых памятниках Крыма (рисунок 14). Тесто розовое, с очень мелкими и немногочисленными примесями шамота и извести, снаружи покрыто бурым ангобом, по которому пущен тщательный рисунок из параллельных линий. Археологи предпочитают не датировать плинфу. Могу сказать, что, по характеру глины, она, наверное, относится к периоду расцвета храма, то есть к 10-12 векам, но это лишь субъективное наблюдение. Полагаю, что этой плинфой в храме могли облицовывать некоторые детали внутреннего интерьера, как то низ стен, подножие алтарной преграды и т.п. На стенах, наверное, была роспись, хотя точно это не установлено, для пола плинфа непригодна. В любом случае этот небольшой фрагмент керамики помогает представить, как выглядел храм внутри.

То, что в храме были части интерьера, покрытые камнем, подтверждает другая наша находка. Это фрагмент обработанного до плоскости камня, прочного розового известняка. Таким камнем могли облицовать окна, например. Существенно, что камень в принципе хотя и местный, но не самый распространенный. Полагаю, его могли привозить с гор, из более глубоких районов страны. На самом побережье я такого камня почти не нашел.

Сосуды

Среди керамических собранных мною остатков было 8 обломков сосудов, и один – вероятно, часть керамического грузила.

Интересно, что в посудной керамике нет такого разнообразия, как в черепице, и вся она членится всего на четыре группы, коррелирующиеся с тестом черепиц:

1. Черепок тонкий, почти без примесей, сосуд был небольшим, изящным, сделанным на круге хорошим мастером. Цвет кирпично-красный. Один фрагмент. По поверхности, причем с обеих сторон, заметны следы черного лощения при том, что этот фрагмент явно больше других пострадал от выветривания. Я полагаю, что это – образец римской или позднегреческой керамики, и датирую ее условно рубежом эр или первыми веками нашей эры. Нет ничего удивительного, ведь в Лоо где найден клад античных украшений. То, что храм, ставший центром жизни в средневековье, был таковым еще в поздней античности, и подтверждает наша находка.

2. Один фрагмент – толстый, но легкий, пористый черепок довольно крупного сосуда типа амфоры, тесто розовое, с многочисленными, но мелкими и негрубыми примесями, покрыто серым ангобом со слабо прочерченными линиями по поверхности. Я склонен датировать такие осколки примерно 8-10 веками, и соотносить их с первой, самой древней группой черепицы.

3. Самая многочисленная группа – светло-желтая керамика, с многочисленными, но столь мелкими примесями, что трудно определить их характер. В изломе черепок сероват к центру, что говорит о не лучшем обжиге. Изредка встречаются следы ангобирования серым по внешней поверхности. На внешний вид керамика тянет к 13-15 векам. Сосуды среднего размера, с довольно толстыми стенками, выделаны на круге, но без должного искусства. Из этой группы выделяется венчик кувшина со слабо отогнутым краем, на внешней поверхности которого заметно клеймо в форме сердца с точками или штриховкой, заполняющей поле изображения (рисунок 15). Среди многочисленных клейм этого периода, известных по крымским материалам, есть всего одна аналогия – на керамике из села Оползневое (рисунок 16), которая неуверенно датируется 13-14 веками, что вполне совпадает с нашим представлением о бытовании этой группы керамики. Впрочем, полагаю, что наше клеймо принадлежит местному гончару, тем более что и аналогия весьма неполная. Изображения сердца (часто в форме “листа”) обычны начиная с позднеримского времени (клейма оффицин на монетах, знаки разделителей строк в надписях), в нашем случае, возможно, в это клеймо и не было вложено иной семантики, кроме чистого геометризма.

4. Наконец, последняя группа керамики представлена всего одним черепком. Это была часть небольшой чаши, в том месте, где крепилась ручка (рисунок 17). Ручка утратилась, обнажив ребристую поверхность, подготовленную для ее крепления гончаром. Сосуд тонкостенный, вылеплен вручную или на круге, но на медленном, с подправкой руками. Глина яркая, красная, с многочисленными песочными примесями. Я полагаю, такие сосуды могли делать в самый поздний период бытования храма, то есть в 15-16 веках, когда жизнь здесь постепенно упрощается. Восстановить форму этого лепного сосудика я пока не берусь, тем более говорить о его назначении. Вероятно, он примыкает к последней группе черепицы из дурной глины, хотя мастера и мастерские явно разные.

К осколкам от сосудов трудно отнести единственный фрагмент, представляющий несколько грубоватую лепешку, с относительно тщательно заглаженным “брюшком” и бугристой “спинкой”. Более всего это похоже на модель хлебца. Скорее всего, перед нами – глиняное грузило. Исходя из теста глины, мы можем отнести грузило к самой обильной третьей группе столовой керамики, и соответственно ее датировать. Эта находка говорит о том, что люди, жившие в развалинах храма как в крепости, занимались рыболовством, для чего им надо было спускаться к морю.

Пластина – с рисунком?

Еще мне попался камень (рисунок 18), местный, довольно пористый песчаник желтого цвета, с, как мне показалось поначалу, нанесенным на нем рисунком. Позже я камень отмыл, крутил его и вертел, но – честно, так и не понял, что это – рисунок, сделанный чернилами или краской, впитавшейся в пористый камень, или все же игра прожилок самого песчаника. В итоге я публикую это практически без комментариев. Если это рисунок – то скорее детский. На нем вы видите человека, поднявшего руки вверх, причем в них угадываются лук и другой предмет, неопределенной формы. Вдали виднеется что-то наподобие крепости, то есть линия с возвышающимися “башенками”. Наверное, нельзя полностью исключить, что ребенок нарисовал войну и взятие города, возможно, именно этого храма – крепости, как сегодня дети рисуют войну чеченскую. Но моих знаний в минералогии не хватает, чтобы полностью отмести подозрения в естественном происхождении рисунка. Оставляю это в надежде на консультацию тех специалистов, которые прочтут мои заметки. Посему воздерживаюсь и от более подробного иконографического комментария.

Оселки

В том, что в этих руинах священника сменил воин и ремесленник, убеждает ряд находок, и начнем мы с оселков, то есть камней для заточки ножей и прочих режущих предметов. Их я нашел два (рисунок 19). Интересно, что оселки из Лоо в корне отличаются от русской традиции, но тяготеют к римской и византийской. Это – не бруски, как в России, а просто камни, подходящие по фактуре для заточки, которые в процессе эксплуатации приобретают подчас причудливые формы. На рисунке вы видите два оселка из Лоо из местного камня вроде низкосортного мрамора, и третий – найденный мной в Турции, в Сиде, в руинах византийского города. С самого же краю находится оселок синхронного Лоосским материалам времени, то есть примерно 14 века, из Подмосковья. Очевидно, что русский точильный камень в корне отличается от причерноморских образцов – у нас заранее готовили камень для этой роли, выбирая твердые породы, так, чтобы в процессе эксплуатации оселок деформировался как можно медленнее. В Причерноморье же брали просто мягкий камень, а когда он кончался – выбрасывали. Причина – в Причерноморье было больше подходящего камня. А что мог подобрать у себя под ногами русский крестьянин или мастеровой из Подмосковья? Либо слишком твердый кремень, либо слишком пористый бут. Потребные породы камня импортировали, и их ценили – во всяком случае, такой вывод я делаю из сравнения этих находок.

Браслет

В развалинах храма я также подобрал примитивный бронзовый браслет (рисунок 20). Он был погнут и скомкан. Я распрямил его так, что он стал больше напоминает тонкую шейную гривну, хотя на самом деле он делал несколько оборотов и носился на руке. Тонкий бронзовый стержень имел по концам насечки – 7 с одного конца и 2 с другого, там, где насечек больше, видно, что металл “устал”: здесь была петля, которой браслет крепили на руке. Однако же, сама бронза, кроме концов, была не видна – ее покрывали железные колечки, намотанные на браслет когда-то по всей длине, а теперь сохранившиеся лишь кое-где. Мне неизвестны аналогии такой вещи, хотя я уверен, что в запасниках любого музея Северного Кавказа они найдутся. Из античных материалов я знаю лишь самые примерные аналогии, причем поздние. Исходя из этого, я полагаю, что браслет на самом деле – периода развитого средневековья, и датировать его нужно, как и сам храм, с 12 по 15 века. От более точных атрибутаций воздержимся до того, как коллеги, может быть, подскажут мне круг аналогий. Я не исключаю, что браслет происходит из разоренного местными жителями погребения).

Железоделательное ремесло

Вернемся теперь к тому подарку, который сделали мне ребята, работавшие на свердловскую экспедицию. Они полагали, что дарят венчик амфоры. Так и можно было думать, не отмыв находку. У меня есть железное правило – ничего не выбрасывать, не отмыв и не рассмотрев (рисунок 21).

Итак, после отмывки обнаружилось, что это цилиндр, с отверстием на одной из боковых стенок. Под 90 градусов к отверстию, на том же уровне, примыкает полукружие, вероятно, часть такого же цилиндра, но обломанное, с подобным отверстием, упирающимся, однако же, в глухую стенку. Цилиндр несколько сплющен.

Первое время я даже не мог определить материал, из которого он изготовлен. Мне казалось, что это пористый и очень плохой металл. Посоветовавшись с археологами-античниками (которым эта задачка также далась не с лету), мы пришли к выводу, что цилиндр сделан все-таки из глины, но испытавшей длительное воздействие высоких температур и соприкосновение с расплавленным металлом, который в итоге впитался в глину и изменил ее структуру. Нет, похоже, иной возможности, как счесть предмет соплом от гончарной или скорее железоделательной печи. Я просматривал аналогии из крымских средневековых находок, и должен сказать, что таковых не встретил. Впрочем, просмотренный мною круг памятников был невелик, к тому же я уверен, что печь могла работать на территории храма тогда, когда храм уже не был культовым центром, то есть после 15 века, а столь поздних материалов я в публикациях не видел.

То, что на руинах храма занимались кузнечным ремеслом, подтверждает и другая характерная находка (рисунок 22). Это – плоская глиняная пластинка, с одной стороны имеющая углубление, напоминающее форму для отливки чего-то, скорее всего, ключа. Глина светло-желтая, значит, по нашей классификации, где-то века 13-14-го, что в принципе не противоречит истории храма, учитывая несовершенство наших попыток классифицировать керамику из храма. Сдается также, что форма не была ни разу использована по назначению, поскольку на ней нет следов соприкосновения с металлом (вероятно, она чем-то не понравилась мастеру).

Что же выходит? Здесь делали черепицу и керамику. Здесь варили железо, делали ключи, а возможно, и другие изделия (и даже наверняка, поскольку замок – изделие сложное, значит, делали и более простые). Здесь точили с помощью оселков то ли оружие, то ли плуги и лемехи. Итак, выводы свердловских археологов подтверждаются: молитвы не всегда звучали под сводами храма в Лоо. Чаще – говор ремесленников, песня рыболова, шум горна, блеянье овец.

Христианство пришло сюда с апостолами. Потом оно – впервые на нынешней российской территории – проросло храмами. И храмы стояли, но стали домами, крепостями, мастерскими. Воистину, как сказал Иисус, “се плоть моя” – и Церковью питались, как хлебом. Оставив молитвы, прятались за твердью стен.

Евгений Арсюхин
1988-2002

Джекпот играть бесплатно и без регистрации. Букмекеры!
Используются технологии uCoz